Страница: 12/14
Дверь открылась, и послышался женский голос:
– Госпожа Микагэ Сакураи здесь?
Я поднялась, удивившись, что вдруг спрашивают меня. У входа стояла
совершенно не знакомая мне женщина.
В ее лице было что-то детское. Она выглядела моложе меня. Невысокого
роста, круглые, суровые глаза. Коричневое пальто накинуто поверх
светло-желтого свитера, на ногах – туфли-лодочки, стоит твердо. Ноги
немного полноватые, но, такие, завлекающие. И все тело у нее было
кругленькое. Небольшой лоб окрыт, челка тщательно уложена. Среди этих
ровных, округлых форм ее красные губы, казалось, заострились от гнева.
Нельзя сказать, что я таких терпеть не могу… – мучалась я. – Сколько
времени смотрю на нее, а ничего вспомнить не могу, тут уж не до шуток.
Нори-тян и Кури-тян растерялись и смотрели на нее из-за моей спины.
Делать было нечего, и я сказала:
– Простите, а вы кто будете?
– Моя фамилия – Окуно. Я пришла поговорить с вами, – сказала она
охрипшим голосом.
– Извините, пожалуйста, но я сейчас на работе. Может быть, вы
позвоните сегодня вечером мне домой? – Как только я это сказала, она
резко спросила:
– Это домой к Танабэ, имеется в виду?
Наконец-то я поняла. Наверняка, это та, что звонила сегодня утром. Я
была уверена.
– Нет, что вы, – ответила я. Кури-тян сказала:
– Микагэ-тян, ты можешь идти. Мы скажем сэнсэю, что ты пошла за
покупками, чтобы подготовиться к внезапной поездке.
– Нет, не нужно беспокоиться. Это ненадолго, – сказала она.
– Вы подруга Танабэ? – спросила я как можно мягче.
– Да, однокурсница. Я пришла к вам с просьбой. Скажу вам прямо:
оставьте в покое Танабэ, – сказала она.
– Ну, это ему самому решать, – ответила я. – Даже если, допустим,
вы и его девушка, по-моему, это не значит, что вы можете принимать решения
за него.
Она покраснела от злости и сказала:
– Вот как? А вам не кажется странным? Сами говорите, что не его
подружка, а преспокойненько ходите к нему, ночуете, что хотите то и
делаете. Это еще хуже, чем вместе жить. – Того и гляди из ее глаз
польются слезы. – Конечно, по сравнению с вами я плохо знаю Танабэ, я же
у него не жила. Так просто, однокурсница. Но я, как могла, заботилась о
нем и люблю его. У него умерла мама, и он сейчас в растерянности. Я уже
очень давно открыла ему свои чувства. Тогда он сказал: Только вот,
Микагэ... Я его спросила: это твоя девушка? Нет, – он задумался и сказал
мне: давай пока не будем касаться этого вопроса. В институте все знали,
что у него дома живет женщина, и я отступила.
– Уже не живу, – встряла я. Получилось, как будто я над ней
издеваюсь. Она продолжала, перебив меня:
– Но вы избегаете всякой ответственности, какая должна быть у
партнера. Ничего не делаете, наслаждаетесь радостями любви, да и только.
Поэтому Танабэ совсем ни на что решиться не может. Пускаете в ход свои
женские чары: вертитесь у него перед глазами, завлекая маленькими
ручками-ножками и распущенными волосами. Вот он всё хитрее и становится.
Очень удобная позиция: никаких решений, ни здесь, ни там. Но любовь ведь
– это сложная вещь, когда человек должен заботиться о другом человеке,
разве не так? А вы избегаете этого груза, сделали холодное лицо, и
изображаете из себя, будто вам всё понятно... Уходите от Танабэ. Прошу
вас. Пока вы с ним, он никуда не может уйти. – Ее выводы о других людях в
значительной степени были продиктованы ее собственной выгодой, но
произнесенные с грубым напором ее слова точно попадали в мои больные места
и ранили меня в самое сердце. Она опять было раскрыла рот, чтобы сказать
еще что-нибудь, но я завопила:
– Стоп! – Она испугалась и замолкла. Я сказала: – Я понимаю ваши
чувства, но люди живут, сами заботясь о своих переживаниях... В том, что
вы говорите, нет и намека на то, что чувствую я. Мы с вами видимся первый
раз, так откуда вам известно, что я ни о чем не задумываюсь?
– Да, как ты можешь быть такой холодной? – зарыдала она. – Хочешь
сказать, что ты все время любила Танабэ, оставаясь такой? Поверить в это
не могу. Воспользовалась тем, что умерла его мать, и тут же осталась на
ночь. Хорошенький приемчик.
Мое сердце переполняла омерзительная тоска.
