Страница: 8/14
В поднимающемся лифте Юити сказал:
– Наверное, это имеет значение.
– Что?
– Ну, например, увидишь очень красивую луну, а потом это отражается
на еде, которую готовишь. Но не косвенно, так чтобы приготовить лапшу
"Любование луной" (цукими-удон – лапша из пшеничной муки в бульоне, с сырым яйцом,
где желток символизирует луну, а белок – облака). – Динь, лифт остановился, на мгновенье у меня в
сердце образовался вакуум. Я спросила на ходу:
– Больше затрагивающее суть?
– Да, да. Более человечное.
– Есть, конечно. Непременно есть, – тут же ответила я. Если спросить
об этом на викторине "Сто ответов", то наверняка, раздался бы рев голосов:
есть, есть!
– Вот значит как. Я все время думал, что ты хочешь заниматься
искусством, и сам для себя решил, что для тебя кулинария и есть искусство.
Вот как…. Значит, тебе на самом деле нравится работать на кухне. Так я и
знал. Хм, вот здорово, – Юити кивал головой, убеждая себя. Последние
слова он произнес так, как будто разговаривал сам с собой. Я засмеялась:
– Ты как ребенок. – Недавний вакуум вдруг превратился в слова, и я
подумала: Когда Юити со мной, мне больше ничего не надо. Это
длилось всего мгновение, но я ужасно растерялась. Такая сильная вспышка,
что в глазах потемнело. Переполнило сердце.
Я готовила ужин два часа. Юити в это время смотрел телевизор, чистил
картошку. У него ловкие пальцы.
Смерть Эрико пока казалась мне чем-то далеким. Я не могла принять ее
как есть. Это была мрачная реальность, которая понемногу приближалась ко
мне, скрываясь по ту сторону рожденной шоком бури. Юити казался поникшим,
как ива под проливным дождем.
Поэтому мы специально не говорили о смерти Эрико, что-то, непонятно
что, нарастало во времени и пространстве, и сейчас у нас не было никакого
выхода – только быть вдвоем. Ничего другого не оставалось, впереди тоже
ничего не было, мы ощущали теплоту безопасного пространства. У меня не
получается выразить это словами, но мне казалось, что обязательно настанет
момент расплаты. Такое громадное и страшное предчувствие. И эта громада,
наоборот, воодушевляла двоих сирот, пребывавших во мраке одиночества.
Когда совсем стемнело и наступил прозрачный вечер, обильный ужин был
готов и мы приступили к еде. Салат, пирог, рагу, котлетки. Жареный в масле
соевый творог, овощи, вареные в сое, лапша из бобовой муки и салат с
птицей, киевские котлеты, свинина в кисло-сладком соусе, китайские пирожки
шаомай... Блюда из разных стран шли вперемешку, но мы, спокойно, никуда не
торопясь, съели все, запивая вином.
Юити опьянел, чего обычно с ним не случалось, я подумала: странно,
выпили-то мы немного, посмотрела на пол и обомлела: там валялась пустая
винная бутылка. Наверное, он опустошил ее, пока я готовила еду.
Неудивительно, что он опьянел, – подумала я и спросила:
– Юити, а ты что всю эту бутылку выпил?
– Ага, – ответил он, лежа на диване и грызя сельдерей.
– А по лицу незаметно совсем, – сказала я, и Юити вдруг сразу сильно
погрустнел. Я подумала: трудно ладить с этими пьяными, и спросила:
– Что случилось?