Страница: 4/12
Жеребец упирается грудью в изгородь, покрытую циновками, и выпячивает
шею как можно дальше. Если кобыла не возбуждена, она останавливаете в двух
метрах от морды жеребца и отворачивается будто говорит: даже глядеть и то
противно. Но бывает, что ей просто не нравится жеребец, - тогда ее
успокаивают и подводят поближе. Поворачивают корпусом, потом хвостом. Если
кобыла действительно не возбуждена, она вздрагивает и взбрыкивает задними
ногами, когда дыхание жеребца обдает ее зaд. Жеребец сконфуженно отбегает.
В контрольном листе появляется треугольник.
- Спасибо. Следующая! - говорит Хякуда
Следующая кобыла сначала очень спокойна. Может, оттого, что она
захотела стать матерью и сердце ее смягчилось? Глаза у нее тихие, поступь
мягкая. Видимо, жеребец это понимает. Он терпеливо ждет вытянув шею.
Ноздри их приближаются друг к другу. И, почти коснувшись, застывают.
Воздух становится вдруг точно густым. Звуки на земле затихают, только
жаворонки продолжают громко петь. Время на пастбище как бы останавливается.
Жеребец и кобыла некоторое время стоят неподвижно. Потом длинные морды
их перекрещиваются, щека касается щеки, и они опять замирают. Хякуда
внимательно следит за поведением лошадей из-за изгороди.
Глаза кобылы увлажняются. Жеребец глубоко вздыхает.
- Понятно, - говорит Хякуда.
Так начинается утро на конезаводе. Кобылу поворачивают. Морда жеребца
скользит по шее, гладит бок, приближается к хвосту, ноздри раздуваются...
Жеребенок, смирно жавшийся к боку матери, испуганно отскакивает и
кружит поодаль.
В контрольном листке появляется двойной кружок.
- Молодец! Спасибо, - говорит Хякуда.
Одна за другой меняются лошади. Встречи продолжаются.
Солнце печет все сильнее. В контрольный лист вписываются кружки,
треугольники, двойные кружки. Белизна листа слепит глаза, они начинают
болеть. Устает рука, и половина знаков заползает в соседние столбцы. Хякуда
досадует, плюет на средний палец и потирает его. Лоб у него покрывается
потом.
Случается, что пройдут две кобылы подряд без всяких признаков
возбуждения, бывает и наоборот. А то идут и те и другие вперемежку. По
шестнадцать кобыл встречаются с жеребцом. Казалось бы, тяжкая для него
работа, однако он обходителен с каждой кобылой и нисколько не устает. Когда
его отвергают, он сердится и бьет передними ногами по бревнам. Когда
привечают - вытягивает шею и, откинувшись назад, выпячивает верхнюю губу.
Тогда видны его зубы и десны. Он смеется. Смеется беззвучно, всей мордой.
Чему только радуется? Ведь он всего лишь помощник в работе для Хякуда.
Когда работа закончится - улыбайся не улыбайся, снова уведут в конюшню. И
так каждый день. А он даже не осознает свою шутовскую роль. Утром опять,
весь блестящий, гордо выйдет в загон и будет возмущаться, смеяться и
молчать, управляемый поводьями Хякуда. А потом, удовлетворенный законченной
работой, блестя от пота, вернется в конюшню. И так постоянно, до конца его
дней...
Заполнив лист, Хякуда собирает всех кобыл, помеченных двойным кружком,
и приступает к следующей процедуре. Подвязывает им хвосты у основания
сантиметров на тридцать белым бинтом, чтобы не путалась шерсть, и, намочив
полотенце в дезинфицирующем растворе, моет им зад под хвостами. Затем
выжимает полотенце, тщательно вытирает.
Кобылы стоят, закрыв глаза, спокойно позволяя ему мыть их. Вообще-то
они редко ропщут - даже тогда, когда им надевают на задние ноги толстые
соломенные сандалии. Лишь некоторые возражают, как бы заявляя: можно и без
них, я не собираюсь лягать своего партнера. Однако в конце концов в сандалии
обувают всех кобыл. А на тех, которые еще не привыкли к случке, надевают еще
и искусно сделанную сбрую, которая обхватывает шею и зад и не позволяет им
высоко подпрыгивать на четырех ногах. Некоторым кобылам обматывают шею
брезентом, потому что иные ретивые жеребцы норовят схватить зубами за гриву.
А бывают жеребцы и покладистые, которых достаточно только погладить, и они
уже не бунтуют. Всякие есть лошади...
