Страница: 4/15
Они понимали, что должны будут сказать об этом друг другу, если взгляды
их встретятся, и боялись произнести это вслух.
Слышен был шум двигателя, плеск воды, шорохи ветра, проникавшего сквозь
щели в досках, которыми были забиты иллюминаторы, но было непонятно, в какой
стороне озера находится теперь пароходик. Сквозь квадратный дверной проем
белели крутые скалы окрестных гор и виднелась темная вода.
- Сима-сан! - позвал вдруг мужчина. Женщина, вздрогнув, взглянула на
него. Он по-прежнему глядел в дверной проем. Тогда она перевела взгляд туда
же.
- Что?
- Когда ты жила в гавани, приходилось тебе зимой видеть берег с моря? -
спросил мужчина. Немного помедлив, женщина ответила:
- Нет, не приходилось.
- А я видел.
- Ты же рыбак.
- Похоже на эти места.
- Как у нас в Санрику (Санрику - северо-восточное побережье острова
Хонсю)?
- Да, когда глядишь с моря. Берег Санрику был скалист и мрачен и во
многих местах круто обрывался вниз.
- В штиль, когда глядишь с лодки на берег, точно такой же вид, как
здесь. Очень похоже.
- А я-то подумал, о чем это ты вдруг... - прошептала женщина, но тут же
умолкла. Ей показалось странным, что он вспомнил родные места, она
улыбнулась, и глаза ее наполнились слезами.
II
Сима и Отодзи были родом из приморского городка в районе Санрику.
Сима была дочерью хозяина рыбацкой харчевни, а Отодзи - сыном рыбака,
завсегдатая этой харчевни. В детстве Отодзи с сестрой Тами тоже не раз
захаживали туда, но ходили они не в гости, а за отцом, который, напившись в
стельку, часто оставался спать за столом, заляпанным соевым соусом.
Отец Отодзи смолоду уже слыл отъявленным пьяницей, а когда родами
умерла мать пятилетнего Отодзи, и вовсе спился с кругу. Напившись, он
пропадал неизвестно где. Когда отец долго не возвращался домой, кто-нибудь
из соседей, видевших его, кричал: "А отец-то ваш опять набрался!" В
штормовую погоду хозяйки, возвращаясь из лавок, сообщали: "Ваш отец в
бамбуковой чаще бродит". Это означало, что он шатается пьяный по гавани,
вроде тигра в бамбуковой чаще.
"Ну вот, опять!" - с досадой думали Отодзи и Тами и бежали на улицу
портовых кабаков искать отца. Они обыскивали дом за домом и чаще всего
находили отца пьяным в харчевне Сима, хотя, бывало, он торчал и где-нибудь в
другом кабаке. У входа в дом Сима висел не веревочный занавес, как у всех, а
длинный синий норэн с белыми иероглифами - "Масутоку". Когда Отодзи окончил
начальную школу, ему стало стыдно заглядывать за этот занавес. Он думал: "А
не презирает ли меня Сима?"
Сима редко выходила в харчевню. Только однажды ее мать сказала о дурной
привычке отца в ее присутствии: "Мы торгуем вином и рады, когда у нас пьют,
но пкити, уходя, всякий раз вытирает лицо занавесом. Сколько бы ни выпил,
обязательно вытрется занавесом. Вот я и повесила для него полотенце".
Отодзи покраснел, ему было неловко перед Сима. Она молча улыбалась.
