Страница: 7/8
10 июня
…Восьмого января я написала: "Я яростно ненавижу мужа и столь же яростно люблю. В интимной жизни у нас разлад…" И далее: "Но для меня это еще не причина, чтобы полюбить другого. Не в моем характере изменять привитым мне старомодным принципам супружеской верности. Меня несколько смущают его ласки, но я не могу не видеть, как страстно он меня любит, и чувствую себя обязанной хоть как-то его отблагодарить". Если я и поддалась искушению, вопреки вбитым в меня строжайшим правилам конфуцианской морали, порочить мужа в моем дневнике, то только потому, что на протяжении двадцати лет, скованная по рукам и ногам догмами старинной добродетели, я подавляла в себе чувство неудовлетворенности в отношении мужа, но главное, я начала догадываться, что, возбуждая в муже ревность, в конечном итоге доставляю ему удовольствие, а в этом и есть назначение "верной жены". Впрочем, я не ограничилась констатацией того, что "яростно ненавижу" мужа и что "в интимной жизни у нас разлад", я тотчас поспешила не слишком убедительно заявить, что "для меня это еще не причина, чтобы полюбить другого" и "не в моем характере изменять, принципам супружеской верности". Возможно, уже в то время я, еще не сознавая это, в глубине души любила Кимуру. Все, что я себе позволяла, это, внутренне трепеща, против воли, обронить слово, возбуждающее в муже ревность, и тем самым исполнить свой супружеский долг.
Однако, прочитав тринадцатого января в его дневнике такие фразы: "Возбужденный ревностью к Кимуре, в кои-то веки сподобился удовлетворить жену", "Хочу убедить ее набраться смелости и пойти на это, чтобы возбуждать меня – ради своего же блага", и такие: "Я готов сходить с ума от ревности", "Она может допускать сколь угодно рискованные ситуации. Чем рискованнее, тем лучше", "Пусть даже при случае жена заставит меня усомниться, не перешла ли она рамки дозволенного. Именно этого я от нее жду", я взглянула на Кимуру под новым углом зрения. "Может, и вправду ее цель – уберечь молодых от необдуманных поступков, но трудно не заметить, что она неравнодушна к Кимуре" – так он написал седьмого января, и в этом месте я испытала чувство "гадливости", я была возмущена – сколько бы муж меня ни провоцировал, разве я сойду с праведного пути? Но когда дошло до его слов "сколь угодно рискованных", в моей душе произошел внезапный переворот. Потому ли, что прежде, чем я сама осознала, муж увидел во мне признаки влюбленности в Кимуру и стал меня провоцировать, или же из-за того, что он меня провоцировал, возникло то, чего прежде не было и в помине, – причины я точно не знаю. Но и после того, как я отчетливо осознала, что меня влечет к Кимуре, какое-то время я еще обманывала себя, что делаю это "против воли", "стараюсь" ради мужа... Вот, я написала "влечет", но в то время я нашептывала себе, что пытаюсь слегка увлечься другим мужчиной исключительно для того, чтобы угодить мужу. Если говорить о моем душевном состоянии, когда я впервые, двадцать восьмого января, упала в обморок, то я не знаю, склонялась ли я к Кимуре в угоду мужу или уже положила на него глаз, с того самого вечера я уже не могла провести границу и лишь пыталась заглушить терзавшие меня чувства. С вечера двадцать девятого до утра тридцатого я непрерывно спала. В эти два дня, о которых муж пишет: "Учитывая ее нрав, позволительно было усомниться, действительно она спит или притворяется", вовсе я не "притворялась", но при этом не могу утверждать, что была полностью без сознания. Свое состояние полусна-полубодрствования я тогда же более-менее точно описала в дневнике, но надо немного добавить по поводу: "с ее губ сорвалось, точно в бреду: Кимура!.." Что касается того, "было ли это и вправду сказано во сне, или же она под предлогом, что якобы спит, проговорилась нарочно", могу сказать, что правда где-то посередине. Я "видела во сне, что ублажаю Кимуру", и краем затуманенного сознания слышала, как с губ сорвалось, точно в сонном бреду: "Кимура!". Шепча его имя, я в то же время думала: "Ах, какой стыд!" И хотя, с одной стороны, мне было стыдно, что муж меня слышит, не стану отрицать, было чувство, что это к лучшему. И вот наступила следующая ночь, тридцатого января. "Вновь этой ночью с ее губ сорвалось: Кимура. Тот же сон, то же видение, внушенное сходством обстоятельств?" – спрашивает он, но на этот раз все было иначе. Я преднамеренно притворилась спящей и прошептала так, будто говорю сквозь сон. Нельзя сказать, что то был ясный замысел или план, но, возможно, пребывая в полудреме, я убедила себя, что сплю, для того чтобы усыпить свою совесть. "Или просто она надо мной издевается?" – спрашивает муж, и в каком-то смысле он прав. В моем шепоте таились два желания: "Ах, если бы я делала это с Кимурой" и "Ах, если бы муж свел меня с ним", и я надеялась, что он меня поймет.
Четырнадцатого февраля Кимура рассказал мужу о существовании фотоаппарата "Полароид". "Почему он решил, что его рассказ о чудо-фотоаппарате настолько меня заинтересует? Вот это странно", – пишет он, но и мне самой это кажется странным. Я и предположить не могла, что муж одержим идеей снимать меня обнаженной. Но даже если б знала, ни за что б не проговорилась Кимуре. В тот период я чуть ли не каждый вечер напивалась настолько, что ему приходилось тащить меня, сжимая в объятиях, но мы еще ни разу не говорили по душам, и уж никак не могла я посвящать его в наши альковные тайны. Мои отношения с Кимурой сводились к тому, что он относил меня пьяную из ванной в постель в присутствии мужа, и перемолвиться словом было просто невозможно. Скорее, я склонна подозревать Тосико. Если кто-то и намекнул Кимуре, то это могла быть только Тосико. Девятого февраля она высказала желание поселиться отдельно в Сэкидэн под предлогом, что ей якобы необходима спокойная обстановка для занятий, но нетрудно догадаться, что она таким образом выражала недовольство тем, что у родителей в спальне до глубокой ночи горит яркий свет, сияет флюоресцентная лампа. А сама небось каждую ночь подглядывала за происходящим в спальне – она могла подкрасться бесшумно благодаря гудению раскалившейся печи. Вдоволь, наверное, налюбовалась, видя, как муж раздевает меня и заставляет принимать всяческие позы, доводя себя до исступления. И логично предположить, что она рассказала обо всем Кимуре. Что это не праздные домыслы, выяснилось в последующие дни, но я начала догадываться об этом еще четырнадцатого февраля, заглянув в дневник мужа. О том, как муж изгаляется надо мной, раздевая догола, Тосико узнала раньше меня и донесла Кимуре.
