Страница: 1/5
9 ноября.
Прошло десять дней с моего посещения больницы PQ, Жена говорила, что я скоро поправлюсь, и мне действительно немного лучше. Я принимал главным образом неогрелан и седен; то ли болезнь прошла сама по себе, то ли эти обычные лекарства оказались эффективными. Если так пойдет, я могу заняться делами, то есть поисками места для могилы, что меня занимает с самой весны. Подумываю, не съездить ли в Киото……….
10 ноября.
– Чуть-чуть стало лучше, и сразу же ехать? Не подождешь ли немного? А если рука разболится в поезде?
– Да уже почти все в порядке. Сегодня десятое ноября. Если мешкать, в Киото наступит зима.
– Почему не отложить до следующего года? Подождал бы до весны.
– С таким делом особенно ждать нельзя. Может быть, это моя последняя поездка в Киото.
– Опять ты говоришь неприятные вещи. С кем ты хочешь ехать?
– Вдвоем с Сасаки я умру от скуки. Не взять ли с собой Сацуко?
В этом-то и лежит главная причина поездки в Киото, а поиски кладбища – только предлог.
– Ты остановишься на Нандзэн-дзи?
– Явиться туда с Сасаки – причинить им большое беспокойство. А если еще Сацуко... Она останавливалась там и сыта по горло. Она просит ее от этого удовольствия уволить.
– Если она поедет, непременно будет ссора.
– Потеха начнется, когда они вцепятся друг другу в волосы.
Так мы разговаривали с женой.
– На Нандзэн-дзи очень красивые клены возле храма Эйкандо. Сколько уже лет я их не видела!
– Для Эйкандо еще рано. Сейчас самое время любоваться кленами в Такао или в Макиноо. Но я с моими ногами вряд ли туда дойду.
………………………………………………
12 ноября.
...Поехали в половине третьего на поезде «Эхо» № 2. Нас провожали жена, О-Сидзу и Номура. Я решил, что сяду у окна, рядом со мной Сацуко, а Сасаки по другую сторону от прохода, но когда поезд двинулся, из окна стало дуть, и я, поменявшись с Сацуко местами, сел в проходе. К несчастью, боль в руке немного усилилась. Я сказал, что хочу пить, и попросил официанта принести чай; тем временем вытащил из кармана приготовленные заранее таблетки седена и тихонько, чтобы не видели ни Сацуко, ни Сасаки, отправил в рот. Если бы они увидели, замучили бы меня своей заботой. Перед отъездом давление было 154 на 93, но когда мы сели в поезд, я чувствовал, что волнуюсь, – хотя вокруг были посторонние, я уже несколько месяцев не сидел рядом с Сацуко, к тому же на ней сегодня был очень соблазнительный наряд (костюм строгий, но блузка очень яркая, с шеи на грудь в пять рядов свешиваются бусы из искусственных драгоценностей, кажется, французского производства; что-то подобное изготовляют и в Японии, но у нее сзади в пряжку вставлено очень много камней, у нас такого не делают). Когда поднимается давление, я все время хочу мочиться, а от этого еще больше поднимается давление. Что от чего зависит, сказать не могу. Не доезжая до Ёкогама, я пошел в уборную, потом еще раз – перед Атами. От нашего места до уборной далеко, меня шатало, казалось, что вот-вот упаду. Сасаки, в страхе, ходила за мной по пятам. Мочусь долго, второй раз мы проехали туннель Танна, а я еще не справился. Когда я, наконец, вышел из уборной, поезд подъезжал к Мисима. Пока шел к своему месту, меня так качнуло, что я схватился за чье-то плечо. Когда я уселся, Сасаки спросила:
– Не поднялось ли у вас давление?
Она сразу же подошла ко мне, намереваясь щупать пульс. Разозлившись, я прогнал ее.
Так повторялось несколько раз, пока в половине девятого вечера не прибыли в Киото. На перроне нас встречали Ицуко, Кикутаро и Кёдзиро.
– Дорогая сестра! Как трогательно, что вы все пришли встречать нас!
Сацуко была необыкновенно любезна, это ей несвойственно.
– О чем тут говорить! Завтра воскресенье, для нас это удовольствие.
Чтобы выйти с вокзала, надо подниматься по пешеходным мосткам, это очень трудно.
– Дедушка, я подниму вас по лестнице.
Обратившись ко мне спиной, Кикутаро присел на корточки.
– Что за шутки! Я еще не одряхлел до такой степени.
Из упрямства я поднялся одним махом до самого верха и потом не мог отдышаться. Все с беспокойством уставились на меня.
– На сколько дней вы приехали?
– Думаю, на неделю. Мы приедем к вам с ночевкой один раз, а сейчас немедленно в гостиницу «Киото».
Я поспешил сесть в машину, чтобы избежать бесполезных разговоров. Семейство Сирояма на другой машине последовало за нами.
Я заказал два номера рядом, в одном две кровати, в другом – одна.
– Сасаки-сан, вы будете спать в соседней комнате, а мы с Саттян в этой.
Я нарочно сказал «Саттян» перед Ицуко иее детьми. Ицуко изменилась в лице.
– Пожалуйста, я займу соседнюю комнату. А вы с госпожой Сасаки будете здесь.
– Почему? Разве мы не можем спать вместе? Ведь иногда в Токио мы спали в одной комнате.
Я нарочно говорил так, чтобы Ицуко все слышала.
– Сасаки-сан будет в соседней комнате, и тебе не надо беспокоиться, что что-то может случиться. Спи здесь.
– Мне будет трудно не курить.
– Кури сколько угодно.
– Если я буду здесь курить, госпожа Сасаки будет бранить меня.
Тут вмешалась Сасаки:
– Вы и так сильно кашляете. Если рядом будут курить, вы не сможете остановиться.
– Отнесите этот чемодан в соседний номер, – обратилась Сацуко к коридорному и быстро удалилась.
Ицуко, которая, приехав в гостиницу, так оробела и растерялась, что еле-еле нашлась что сказать:
– Ваша рука совсем прошла?
– Какое там прошла! Болит, не переставая.
– Вот как! А мама написала, что уже все в порядке.
– Пришлось мне ее обмануть, иначе я не смог бы уехать.
Сацуко снова появилась; она сняла плащ, переменила блузку, надела свои в три ряда жемчуга и подкрасила лицо.
– Я проголодалась. Папа, идемте скорее есть.
Ицуко с сыновьями уже поужинала, поэтому мы сели за стол втроем. Я заказал для Сацуко рейнское вино. Она любит сырые устрицы; ей сказали, что они поступили из бухты Матоя, их можно есть без опасений, и она жаждала их попробовать. После ужина приблизительно с час проболтали с семьей Ицуко в холле.
– После ужина можно мне выкурить сигарету, госпожа Сасаки? Здесь дым не застаивается.
Сацуко вытащила из сумочки свои любимые Kool и закурила. Сегодня она курила с мундштуком, которым обычно не пользуется, – длинный мундштук красного цвета. Ногти она тоже выкрасила в ярко-красный цвет, как будто в тон мундштуку, такой же была и губная помада. Пальцы ее казались особенно белыми. Не хотела ли она поразить Ицуко контрастом красного и белого?
