Страница: 2/3
Как воины, собирающиеся на битву, они возбужденно спрашивали друг друга, зачем их собирают.
Внезапно один из монахов остановился в высокой траве ущелья под вершиной Симэй.
– Ай-ай-ай! Мертвец – старик, как видно! Из какого он монастыря, интересно узнать.
Между валунами лежало окровавленное тело, лицо превратилось в сплошное месиво, и опознать его казалось невозможно; несколько монахов собрались кругом и рассматривали труп, один из них неожиданно быстро шагнул вперед, пригляделся к четкам, обвивавшим руку мертвеца, и воскликнул:
– Ах! Настоятель Дзицугё, он так давно хворал в этом монастыре. Никакой ошибки – это он.
– Что?! Почтенный мудрец?
– Никаких сомнений. Посмотрите внимательнее.
– Как он мог разбиться? Наверное, оступился на вершине Симэй.
– Сомневаюсь. Он так давно страдал от паралича и, вероятно, от отчаяния ускорил собственную смерть.
– Это могла быть и не единственная причина. Те, кто видел его в последнее время, говорят, что он каждому встречному ругал гнилость и порочность нашего вероучения Тэндай.
– Он никогда не бывал доволен – человек, который никогда не смеялся. Причина, должно быть, в долгой болезни. Бедняга, какой бедняга!
– Так что же нам делать сейчас, ведь колокол зовет на собрание?
– К больному смерть все равно пришла бы, рано или поздно. Теперь, когда он умер, у нас нет времени беспокоиться о его теле – на общем собрании могут огласить приказ двигаться вниз с горы. Мы сможем позаботиться о похоронах позднее. Нам надобно быть на собрании. Пошли дальше, в зал проповедей!
Отвернувшись от мертвеца, монахи поспешили дальше. Группа за группой вооруженные монахи проходили мимо, бросая на тело быстрые взгляды.
Поднималось солнце. Отягощенная росой горечавка шевелилась на ветру совсем рядом с лицом мертвого мудреца. Его рот раскрылся, обнаруживая единственный зуб, и, казалось, он впервые улыбается.
Единственный столб в тридцать три метра длиной поддерживал свод Большого зала проповедей. Внизу широкой лестницы, ведущей наверх, в зал, на камне, лицом к собравшимся, сидел неуклюжего вида монах. Поверх доспехов из крупных пластин он надел облачение. Он опирался на копье, и длинные ниспадавшие рукава скрывали ему пол-лица. Примерно восемь или девять монахов, как молодых, так и старых, стояли выше его на крыльце и пристально смотрели на море голов.
Один из монахов заканчивал долгое и горячее обращение:
– …Это может показаться пустяком, но в действительности – дело серьезное, ибо бросает тень на престиж нашего вероучения. Даром что этот вопрос оставляет нас незащищенными от оскорблений соперничающих с нами школ, но и представляет угрозу самому существованию на горе Хиэй нашего духовенства, стоящего на страже государства. Братья, что бы вы ни думали, суть нашего спора оставляет лишь два выбора. Должны или не должны мы выступить с вооруженным протестом? Я прошу всех собравшихся здесь, не таясь, высказать свои мнения.