Страница: 4/8
– Господин, как вы не поймете, вы не можете его увидеть!
– Я… я не понимаю, Корэката! Что плохого в моем желании видеть умирающего отца? Почему ты мне мешаешь, злодей? Прочь, прочь с дороги!
Удерживая обезумевшего Сутоку, Корэката повысил голос почти до крика:
– Вы сошли с ума, говорю вам! Что бы вы ни сказали, вы его не увидите!
Неожиданно Сутоку разразился сильнейшими рыданиями, не переставая бороться и трясти удерживавшие его руки начальника стражи, но тот позвал еще стражников, которые сразу же вытащили сопротивлявшегося и всхлипывавшего Сутоку из помещения и силой усадили его в карету.
Ярко освещенный внутри храм был наполнен запахом благовоний; погребальное пение сопровождалось в унисон траурными ударами гонгов. Пока дух Тобы покидал этот мир, тысяча монахов молча склонили головы.
Прежде чем короткая летняя ночь подошла к концу, по дворцу в Такэде волной прокатился слух. Шепотом его передавали от одного уха к другому: прежний император организует заговор… Невероятно? Но и раньше наблюдались его признаки, и отчет Ведомства стражи это подтверждал. В особняке Танака, стоявшем через реку напротив Приюта отшельника, где жил Сутоку, происходили подозрительные вещи. С часа Кабана (с десяти часов) там, видимо, собрались заговорщики и держали совет. Из другого источника в столице поступил отчет о том, что днем ранее лошади и повозки, груженные оружием, нерегулярно, через различные интервалы времени, прибывали к Дворцу Ручья под ивой. Люди рассказывали, что видели, как группы перепуганных женщин с детьми и с домашним скарбом в середине дня спешили к Северным и Восточным горам. Дороги столицы опустели, как в городе, вымершем в полночь…
Исчезновение Ёринаги из числа скорбящих в комнате усопшего не оставило места для сомнений. Не только он, но и Цунэмунэ, Тададзанэ и другие, замеченные в симпатиях к Сутоку, куда-то пропали. Стало ясно, что зреет заговор.
Вплоть до окончания седьмого дня строгого траура ворота Приюта отшельника и особняка Танака закрыли для всех посетителей, и не было видно, чтобы кто-либо выходил оттуда. Однако с наступлением ночи с обеих сторон крадучись вышли на разведку переодетые по-разному фигуры.
Во второй день траура Ёринага оставил придворных вельмож, окружавших катафалк, сославшись на неотложные дела, призывавшие его в Удзи. Устроившись в карете, он дал волю своей ярости:
– Это называется бдение у гроба – шепчутся о заговорах, льют слезы и подозрительно поглядывают друг за другом, прячут свое предательство за торжественным хором монахов! Кто бы вынес вид этого моря лживых слез?
Под покровом темноты карета проехала от Приюта отшельника к особняку Танака, и Ёринага проскользнул внутрь, чтобы встретиться с экс-императором Сутоку.
– Слыханное ли дело – сыну запрещается увидеть умирающего отца! Я прекрасно понимаю, как вы страдаете. Даже в такой момент я оставил нового императора, которого окружают госпожа Бифукумон и эти злодеи. Никогда еще престол не попадал в руки таких дурных советников, – сказал Ёринага, поднимая глаза на Сутоку.
При словах Ёринаги что-то загорелось в остановившемся взгляде экс-императора.
– Ёринага, Ёринага, ты единственный человек, которому мне не страшно довериться! – вскричал Сутоку, и слезы беспрепятственно потекли по его щекам. – Я… мой сын… мы законные наследники трона, но нас отталкивают в сторону – хоронят заживо. Народ надеется, что я вновь взойду на трон… Ёринага, разве это не так, что скажешь?