Страница: 4/5
Слезы катились по щекам Цунэмори.
– Я не могу… Отец никогда ее не забывал. Когда нашей мачехи не было, он несколько раз меня спрашивал, что могло случиться с матушкой.
– Это правда, Цунэмори?
– Иначе и быть не могло, поскольку она, в конце концов, мать четырех его сыновей.
– Если это сделать, будет неловко перед мачехой.
– Каждое утро, когда еще темно, она ездит в храм молиться о выздоровлении отца. В это время мы можем привести мать.
– Ты знаешь, где она сейчас и что делает? Я о ней ничего не слышал, с тех пор как она нас бросила, – не знаю, жива она или умерла.
– Если вы не рассердитесь, я приведу ее утром, до рассвета, без всякого шума.
– Так тебе известно, где она? Ты с ней встречаешься время от времени?
Цунэмори молчал.
– Послушай, почему ты не отвечаешь? Откуда мне знать, живет она рядом или далеко отсюда?
Киёмори повысил голос до крика. Ревнивая мысль о встречах, пусть редких, Цунэмори с матерью, которую сам он отказался признавать, больно кольнула его. Он сжал кулаки и чуть было не ударил Цунэмори по лицу.
Униженным, умоляющим тоном Цунэмори выговорил:
– Больше я никогда и ничего у вас не попрошу!
В ответ Киёмори бросил:
– Делай как знаешь! Меня это не касается. Все зависит от отца.
Даже после того как состояние Тадамори стало ухудшаться, Арико ежедневно перед рассветом, невзирая на снег или дождь, отправлялась в паланкине в храм Киёмидзу. В то утро Цунэмори увидел, как ее паланкин тронулся в путь по покрытой льдом дороге, и, когда Арико благополучно скрылась из виду, он протянул руку к какой-то фигуре, прятавшейся в темноте, и провел ее в комнату больного отца. Киёмори, спавший в соседней комнате, проснулся от голосов и сдерживаемого плача.
– …Я рад еще раз тебя увидеть. У тебя было так много несчастливых лет. Теперь наши сыновья выросли. О них я больше не тревожусь, но ты меня беспокоишь. Я не выполнил свое обещание, данное прежнему императору, плохо позаботился о тебе. Это беспокоило меня все эти годы. Если бы я мог быть уверен, что в будущем ты найдешь счастье и довольство…
Киёмори, ловивший обрывки фраз отца, пришел в ярость. Его обидело, что с ним не посчитались. Хотя он не сомневался в искренности умирающего отца, но не мог понять, как мог отец все эти годы горевать о его матери – об этой самовлюбленной, бессердечной женщине, доставлявшей Тадамори одни неприятности и бросившей своих детей.