Страница: 5/10
– Прежде всего вы должны совершить паломничество в Кумано. Возьмите с собой Сигэмори. Попросите прощения за прошлые грехи и благословения для себя и родственников.
Арико всерьез уговаривала Киёмори съездить к гробнице Кумано, и в этом вопросе он был с ней согласен. Но поскольку на Киёмори была возложена обязанность восстановить дворец в пригороде Сиракава, он не мог уехать, пока наконец не выполнил поручения. Всю осень Синдзэй постоянно советовался с Киёмори по вопросам гражданских реформ, и, хотя это отнимало у военачальника немало времени, ему было приятно приобщиться к политике. Он ожидал, что к середине декабря бремя обязанностей станет легче. Когда Киёмори упомянул о своем желании ехать в Кумано, Синдзэй горячо одобрил это намерение и даже послал военачальнику подарок по такому случаю.
За несколько дней до отъезда Киёмори послал своего брата Цунэмори в Эгути организовать ночлег для своей группы паломников и нанять лодки, чтобы проделать часть пути в Кумано по реке. Четвертого декабря Киёмори в сопровождении своего старшего сына Сигэмори, Мокуносукэ и пятидесяти слуг покинул Рокухару. Первый раз они остановились на ночлег в Эгути, которого достигли, идя на лодках по реке Ёдо. Перед паломниками открывался выбор: добираться в Кумано по суше или по морю. Предпочтение было отдано морскому пути, поскольку вместительное парусное судно могло доставить до места назначения всю большую группу паломников.
В Эгути Киёмори ожидал Цунэмори. Сигэмори остановился на ночлег на другом постоялом дворе.
Киёмори, принявший обет воздержания до конца паломничества, приготовился отойти пораньше ко сну, игнорируя возлияния и веселье, обычные в Эгути. Лишь несколько светильников освещали его притихшую комнату.
– Господин, прошу простить меня за беспокойство.
– А, это ты, Старый? Что случилось?
– У меня известие от вашего брата.
Мокуносукэ сидел на коленях в соседней комнате и следил за выражением лица Киёмори. Он хотел определить, какое впечатление произведет на хозяина его сообщение.
– Старый, ночь холодна. Зайди лучше ко мне и закрой за собой дверь.
Мокуносукэ вошел и, опустившись на колени перед Киёмори, стал передавать своему господину то, что сказал ему Цунэмори.
В свои восемьдесят лет Мокуносукэ оставался тем же слугой, к которому Киёмори обращался с детства – Старый. Свидетель многих человеческих дел и поступков, воспринимавший их сейчас бесстрастно, как полет осы или бабочки, как незаметный рост деревьев или цветов, старый слуга начал тихий монотонный рассказ. Он звучал так, будто его произносила маска, увенчанная прядями белых как снег волос.
Однако то, что Киёмори услышал, заставило его вздрогнуть. Он узнал, что хозяйка дома, где они разместились, была вдовой придворного и теперь стала буддистской монахиней. Многие еще помнили, что эта женщина получила известность в столице как дева веселья. Затем стала наложницей императора Сиракавы, который отдал ее в жены Тадамори из дома Хэйкэ. Эту женщину, родившую от Тадамори нескольких сыновей, называли госпожой из Гиона.
Поборов замешательство, которое вызвал в нем рассказ старика, Киёмори повернулся к Мокуносукэ с мрачным выражением на лице. Киёмори почувствовал, что Цунэмори сыграл с ним злую шутку. Ведь это была его мать, его родная мать, которая много лет назад бросила своего обедневшего мужа и сыновей. Он уже давно перестал ее вспоминать, отказывался думать о ней как о своей матери, но Цунэмори, как выяснилось, никогда не забывал ее. Он каким-то образом разыскал мать и привел к отцу, находившемуся на смертном одре. Даже после этого брат, очевидно, встречался с ней, скрывая это как от Киёмори, так и от мачехи Арико.
– Старый, это Цунэмори тебе рассказал?
– Да.
