Страница: 3/6
Теперь Токива могла припомнить лишь одного родственника, к которому могла обратиться с просьбой об укрытии. Но он жил в провинции Ямато. Она пустилась туда в путь, побираясь где могла, ради своих детей, ночуя у порогов в храмы, скитаясь днем и ночью, как бродяжка. Незнакомые люди настороженно оглядывали ее, но жалели детей. Те, кто узнавал в ней беглянку, из жалости не доносили властям.
Родственник, к которому пришла Токива, был монахом. Он укрыл ее в небольшом храме, при котором состоял. В начале февраля, когда Усивака выздоровел, в доме монаха неожиданно появился дядя Токивы, приехавший на старой скрипящей повозке. Он толковал с монахом до поздней ночи, а наутро сказал племяннице:
– Тебе нельзя больше скрываться здесь. Подумай как следует и возвращайся в столицу. Они могут повесить или распять твою мать.
– Но почему?
– Почему? Разве не ясно? Ты скрылась с детьми Ёситомо, поэтому они возьмут взамен твою мать и бросят ее для начала в тюрьму поместья Рокухара.
– Как – мою мать?
– А кого же еще? Это всем известно. Всюду судачат о том, что ты забыла свою мать ради детей, прижитых с Ёситомо!
Немигающие глаза Томидзо, глаза ненасытного животного, выкатились еще больше, когда Токива зарыдала. Долгое время ее помыслы были заняты только детьми, сейчас она сама плакала как ребенок, жалея свою мать.
Томидзо саркастически ухмыльнулся.
– Ну хватит, – сказал он, и в это время ему в голову пришла другая мысль. – Впрочем, тебе следовало бы поплакать и о судьбе другого человека – твоего Ёситомо. Ты полагаешь, что он скрылся на востоке и скоро вернется. Однако его уже нет в живых. Он погиб третьего января, тебе известно об этом?
Токива недоверчиво смотрела на дядю. Ее губы словно покрылись воском и застыли в неподвижности.
– Это правда. Ты сама сможешь убедиться в этом, когда приедешь в столицу. Его голова уже семь дней висит на дереве близ Восточной тюрьмы. В Киото нет человека, который бы не видел ее.
Мучительный стон вырвался из груди Токивы.
– Токива!
– Но Ёситомо…
– Очнись, Токива! Что с тобой? Возьми себя в руки. Не гляди на меня так, будто ты сошла с ума. Я к этому не причастен, понимаешь? Война во всем виновата. И разве Ёситомо не приложил усилия к развязыванию этого безумия? Теперь забудь о прошлом.
Токива больше ничего не слышала. Казалось, она помешалась от горя и могла утонуть в своих собственных слезах. Лишь младенец, покоившийся на груди, вернул ее к реальности, потому что бурное выражение ею своего горя напугало малыша, и он начал жалобно хныкать.
На следующий день Томидзо путем уговоров и обмана заманил Токиву с детьми в свою ветхую телегу, разлучив их с безутешно плакавшей служанкой Ёмоги. Плотоядно облизываясь при мысли об ожидаемой награде, Томидзо усердно погонял своего быка, спеша поскорее прибыть в столицу.