Что можно сказать о природе в жизни японцев? И правильно ли вообще ставить вопрос таким образом?
Страница: 3/5
Конструктивные особенности традиционного дома и обострённое чувство прекрасного его обитателей способствовали выработке своего рода эстетики древесины, предполагающей, прежде всего, выявление её естественной красоты. Дом не красился ни снаружи, ни изнутри. Внутренние конструкции тщательно полировались, что выявляло фактуру дерева и придавало ему мягкий блеск, а наружные брусья обрабатывались лишь вчерне, остальное же доделывала природа и время. Отчётливый, не скрываемый от глаз конструктивный «скелет» дома придавал ему безупречную графичность.
Поражает пустота традиционного жилища. В нём совершенно отсутствует какая бы то ни было мебель. Да и куда её приставлять? К фусума, которые то есть, то их нет? Хозяйственные предметы приносили и уносили по мере необходимости. Всё остальное хранилось в особых шкафах, которые совершенно не бросались в глаза. Такой своеобразный интерьер диктовался, как всё теми же природными условиями, так и особым отношением к пустоте, но об этом речь пойдёт дальше. Организация внутреннего пространства настолько продумана, что оно обладает эстетической ценностью само по себе.
Однако есть в японском доме особо выделяемое место. Это неглубокая ниша в стене с приподнятым полом и полочками – токонома. Считается, что архитектурный стиль, использующий в интерьере нишу, восходит к стилю, в котором сооружались комнаты для занятий буддийских монахов при монастырях. В жилых домах токонома появились в 14 веке. С появлением этой ниши в светских постройках связано возникновение новых художественных форм, таких, как какэмоно – картина, вешающаяся на стену, и икэбана. До этого, если не считать изображений Будды, служивших объектом религиозного поклонения, произведения живописи создавались либо на раздвижных перегородках или складных ширмах, либо на горизонтальных свитках эмакимоно, расстилавшихся на столе или полу. Что же касается икэбаны, то в жилых домах, конечно, и раньше любили ставить цветы в вазы, но аранжировка цветов как самостоятельное искусство возникло лишь в рассматриваемый период. Но токонома, пришедшая в жилой дом из монастыря, служила и служит до сих пор не только для украшения интерьера. Она сохранила и религиозный смысл, только вместо изображения Будды в неё помещают живописный или каллиграфический свиток и цветы. Это, конечно, не просто два пусть красивых самих по себе, но независимых предмета. Они находятся в гармоничном единстве, подчинены какой-либо одной теме. Ниша в целом – это произведение искусства, гармонирующее, в свою очередь, со всем окружением. Свиток и цветочная композиция, меняющиеся в связи с сезоном, праздником, настроением хозяев служат не только предметом любования, не только своеобразным посредником между хозяином и гостями, говорящем на языке символов. Самое главное, что эта ниша является окном в природу, исстари обожествляемую японцами. Попробуем же и мы заглянуть в это окно.
Свиток, висящий в нише, это, как правило, или пейзаж, или какой-то рисунок, связанный с природой, или каллиграфическая надпись с изречением либо стихом. Это может быть и просто один иероглиф. Живопись и каллиграфия, на первый взгляд сильно отличающиеся друг от друга, на самом деле теснейшим образом взаимосвязаны, вплоть до того, что при написании картины используются те же штрихи, что и при написании иероглифов. В то же время иероглиф – это не что иное, как упрощённый, стилизованный рисунок. И каллиграфия, и живопись служат одному – живописными или символическими средствами передать сокровенный смысл изображаемого или описываемого. Как сказал известный китайский художник Ши-тао: «И хотя живопись и каллиграфия предстают конкретно как две разных дисциплины, в их осуществлении, тем не менее, выявляется единая сущность». Наиболее явственно эта связь проявляется в картинах, в композицию которых органически входит каллиграфическая надпись. А если эта надпись – ещё и стихотворение на изображаемую тему, то получается трижды произведение искусства – стихотворение, каллиграфически написанное на живописном свитке. Специально подсвеченная токонома с такой картиной и цветами, усиливающими её звучание, производит сильнейшее эмоциональное впечатление.
Созерцание прекрасного живописного пейзажа кроме чисто эстетического наслаждения, естественно, вызывает переживания и мысли, связанные с природой. Однако для японца он полон ещё и глубоко символического, метафизического, религиозного смысла, ускользающего от непосвящённого зрителя. Для него такая картина превращается в объект для медитации, позволяющий прозреть истинную природу вещей. Даже если на свитке изображена не величественная картина природы, а просто, скажем, комар над травинкой или стайка цыплят, это не меняет дела. Ведь по представлениям японцев, Истинная реальность заключена вся целиком и сразу в мельчайшем проявлении природы. Чтобы как-то подойти к пониманию этой совершенно нелепой с точки зрения формальной логики идее, можно вспомнить стихи Вильяма Блейка, звучащие более привычно для европейского слуха:
В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир – в зерне песка,
В единой горсти – бесконечность
И небо - в чашечке цветка.
|