Страница: 3/6
«Культ костей» и культ предков
Как показано на Табл. 1, на Окинаве судьба тела становится моделью судьбы души; статус души покойника и его посмертный статус являются отражением состояния его останков. При первичном захоронении, когда тело находится в могиле, – это «дух мертвеца» и «покойник-человек»; при вторичном захоронении (т.е. после перезахоронения), когда очищенные костные останки помещают в оссуарий – это уже «дух индивидуального предка» и «предок-человек». А когда кости выкладывают из оссуариев и смешивают с другими останками – это «дух коллективного предка» и «нечеловек – первопредок или божество». Таким образом, тело и останки, которыми манипулируют в процессе двустадийной погребальной обрядности (т.е. при перезахоронениях), выступают символами культурной системы Окинавы.
Многие японские исследователи погребально-поминальной обрядности, этнографы и историки культуры указывают на «культ костей» как на важнейший фактор в формировании не только представлений японцев о смерти и посмертном существовании, но и всей культуры Японии (см. Бакшеев 2005 а, б). При практике предварительного захоронения могари, которая существовала в Японии с древности, сложились верования о том, что в «погребальных домах» мертвец «сбрасывал» оскверненную плоть, т.е. что они - место, где родственники, сокрывшиеся там на время траура, ждут экскарнации=очищения от скверны смерти. Процесс экскарнации был также стабилизацией души покойника, а очищенные кости становились ее вместилищем.
«Культ костей» - культ хранения кремированных костных останков в буддийских храмах в средневековой Японии - не был почитанием самих останков. Кости являлись вместилищем для «переноса духа» из нечистого трупа или же «священной субстанцией» для совершения обрядов упокоения души усопшего. Они, как и ветки вечнозеленых растений, также служили вместилищем божества. Таким образом, «культ костей» был еще одним выражением культа предков.
Оборотной стороной таких верований было сложившиеся представления о том, что если в нечистом трупе содержится оскверненная смертью душа покойника, то в костях, прошедших процесс разложения и освобождения от плоти, пребывает очищенный дух предка. «Неразрушимые» кости, в которые тело усопшего «сконденсировано» до максимальной степени, стали объектом обрядов в качестве амулета, который символизирует переход невидимой сущности («духа») от скверны к сакральной чистоте (Yamaori, 2004).
Места захоронений как святилища («священные рощи»)
В Японии (о. Хонсю) в т. н. «системе двух могил» могилы-захоронения использовались для приношений духам новоумерших, а мемориальные могилы - для отправления культа предков. На местах проведения поминально-мемориальных церемоний могли устанавливаться буддийский храмик или пагода, а если этот местность не попала под влияние буддизма, - маленькое святилище. Еще раньше на таких местах высаживались деревья, чтобы образовать рощу, которая потом становилась святилищем (мори – «священная роща»). Под влиянием буддизма широко распространились верования в то, что, когда заканчивалась серия поминальных служб на 33 или 50-ю годовщину смерти, духи мертвых становятся богами-хранителями (сю:го:син). Во многих местах они считались конкретными божествами усадьбы и почитались недалеко от дома с устройством святилища (Mogami, с.177). На Окинаве, где влияние буддизма было минимальным, до сих пор сохраняются как домашние святилища, где почитаются божества усадьбы (во дворе усадьбы), так и святилища, где почитаются боги-предки одной большой семьи или рода (рядом с усадьбой) [13]. В Японии в древности - до появления мемориальных могил - божества-хранители почитались на том же священном участке, где и души мертвых, которые со временем прошли очищение (там же, с.178). В этой связи уместно привести гипотезу авторитетного исследователя Накамацу Ясю о том, что святилища утаки[14] Окинавы – восходят к древним местам «воздушного захоронения» (см. Накамацу, 1979). С учетом того, что утаки - это эквивалент древнеяпонского святилища мори («священная роща»), существенно то, что различные типы подобных святилищ продолжают существовать, как в пределах синтоистских храмов, так и в многочисленных местных народных культах «священных рощ» (мори/морияма), сохранившихся до сих пор в различных регионах Японии [15]; в таких святилищах также обнаружены останки людей.
* * *
В европейской традиции принято считать, что всякая культура основывается на системе фундаментальных оппозиций типа «мирское»/«священное». В японской культурологии разработана тернарная (троичная) базовая структура японской культуры: «мирское» (кэ) – «священное» (харэ) – «скверна» (кэгарэ) (см. Namihira, 1977).
Для японской культуры принцип ритуальной «чистоты»/«нечистоты», т.е. оппозиция «скверна»/«священное», оказывается гораздо важнее, чем «мирское»/«священное». Так, этнографы отмечают, что «в системе верований народа концепция кэгарэ преобладает над концепциями кэ и харэ… Объекту почитания не поклоняются, когда он находится в нормальном, обыденном состоянии (кэ), а подношения и молитвы обращаются к нему, когда он в ненормальном состоянии (кэгарэ). Целью религиозной деятельности является перевод священного объекта из состояния кэгарэ в состояние харэ или кэ» (там же, c. 187). Эта фундаментальная модель была зафиксирована уже в ранних японских мифах [16].
Поминальные обряды по усопшему в Японии традиционно считались обладающими действием очищения от скверны (кэгарэ) смерти. По мере того, как дух покойника получает от своих живых потомков поминальные обряды, он постепенно очищается. Степень его нечистоты символизируется положением поминальной таблички на буддийском алтаре: таблички умерших давно помещаются выше, чем новоумерших; они передвигаются все выше и выше с каждой службой.
Итак, в японской культуре важнейшей является не оппозиция «мирское»/«священное», а оппозиция «скверна»/«священное», т.е. принцип ритуальной «чистоты»/«нечистоты». В процессе погребально-поминальной обрядности скверна смерти физически устраняется, ритуально преобразовывается и «переформулируется» в образы, символы и понятия «священного» (предки и божества); погребально-поминальная обрядность тем самым выступает реальной культурной моделью трансформации «скверны» в «священное».
Тело и останки, которыми манипулируют в процессе двустадийной погребальной обрядности (при перезахоронениях), служат символами культурных систем Японии и Окинавы: судьба тела становится моделью судьбы души. Японцы и окинавцы сознательно использовали фактор исчезновения плоти, благодаря чему души усопших освобождались от скверны смерти. Как отмечалось, костные останки усопшего как на Окинаве, так и в Японии символизируют концепты личности и социальной идентичности.
Религиозно-идеологический комплекс синтоизма, который часто отождествляется со всей японской культурой, налагает табу на смерть, и тем самым она выводится из культурного контекста. На самом же деле, в японской культуре, как и в других культурах, смерть является источником сакрального.
Евгений Бакшеев
кандидат культурологии, Российский институт культурологии,
Университет Рюкю (Окинава, Япония), Этнографическое общество
Окинавы
