Страница: 5/15
Так говорил отец, заботливей и подробнее, чем обычно, а мне было
больно при мысли, что это его последнее наставление. Когда рассвело и
колокол возвестил наступление утра, пришел Накамицу и, как обычно,
принес охапку пропаренной травы обако, чтобы подстелить ее под больного,
но отец сказал:
- Не надо, смертный час уже близок. Сейчас все напрасно... Лучше
принеси-ка что-нибудь поесть этой девочке!
"Разве я смогу проглотить хоть кусок в такую минуту?" - подумала
я, но отец все твердил:
- Скорее, скорее! Пока я еще могу это видеть!.. - А у меня сердце
сжималось от этой его заботы: отец так обо мне тревожится, а что будет
потом, кто позаботится обо мне, когда его не станет на свете?..
Накамицу принес пирожки с бататом, но отец приказал убрать: "Разве
женщине в тягости дают такую еду?!"
Было уже совсем светло, когда он сказал: "Позовите
священника!"
Еще в седьмую луну он пригласил настоятеля храма Ясака, обрил
волосы, принес обет соблюдения всех Пяти заповедей[5], получил
монашеское имя Рэнсё и просил этого священника быть его наставником в
смертный час. Однако госпожа монахиня Кога, отцова мачеха, почему-то
настойчиво требовала, чтобы пригласили монаха Сёкобо из храма Кавара, и
в конце концов послали за ним.
Ему сообщили, что больной при смерти, но Сёкобо не торопился. А
меж тем отец сказал:
- Наступает конец! Приподнимите меня! - и, позвав Накамицу,
приказал ему приподнять себя. Этот Накамицу, старший сын и наследник
Накацуны, вырос при отце и служил ему безотлучно. Отец приподнялся,
Накамицу поддерживал его сзади. Я была рядом, при нас находилась только
одна служанка.
- Возьми меня за руку! - сказал отец. Я сжала его запястье. -
Подайте мне оплечье[6], которое подарил мне преподобный
настоятель храма Ясака! - велел отец; он набросил оплечье поверх
длинного шелкового
одеяния. - Накамицу, ты тоже молись вместе со мной! - сказал он, и
они вместе стали читать молитву. Так прошло около получаса. Солнце
поднялось уже довольно высоко, когда мне показалось, что отец дремлет.
"Надо бы его разбудить, - подумала я, - пусть он еще немного почитает
молитвы", - и слегка дотронулась до его колена. Отец разом проснулся,
вперился в меня долгим взглядом, произнес:
- Интересно, в кого мне суждено воплотиться в новом рождении? - и
не успел договорить, как дыхание его прервалось. Это случилось в час
Дракона[7], в третий день восьмой луны Девятого года
Бунъэй.