Страница: 1/14
В позапрошлом году, в седьмую луну, я недолгое время жила дома. И
перед возвращением во дворец заказала некоему мастеру изготовить для
меня веер. Я послала ему палочки из камфарного дерева и бумагу, всю в
мелких золотых блестках, посредине бледно-голубую, по краям - белую; на
этой бумаге я нарисовала только воду, ничего больше, и на этом фоне
написала белой краской всего три иероглифа - "Тонкая струйка дыма..."
Дочка мастера увидела мой заказ и, так как она тоже была незаурядной
художницей, то на поверхности, изображавшей воду, нарисовала поле,
заросшее осенними травами, и написала стихотворение:
"Не забудь же красу
неба Нанивы[1] ночью осенней,
хоть в заливе ином
доведется тебе, быть может,
любоваться полной луною!.."
Рисунок этот отличался от моей манеры расписывать веера, и
государь принялся настойчиво расспрашивать: "Какой это мужчина подарил
тебе на память сей веер?" Мне вовсе не хотелось, чтобы он в чем-то меня
заподозрил, и притом понапрасну, и я рассказала все, как было. И тут,
восхищенный красотой рисунка, он вдруг загорелся необъяснимой страстью к
этой юной художнице, которую и в глаза-то не видел, и с тех пор, в
течение добрых трех лет, то и дело приступал ко мне с требованием
непременно свести его с этой девушкой. Не знаю, как ему удалось ее
разыскать, но в этом году, в десятый день десятой луны, под вечер она
должна была наконец прибыть во дворец. Весьма довольный, государь
облачался в нарядное одеяние, когда тюдзё[2] Сукэюки
доложил:
- Особа, о которой вы изволили распорядиться, доставлена согласно
вашему приказанию.
- Хорошо, пусть подождет, не выходя из кареты, возле беседки над
прудом, у южного фасада дворца, со стороны Кёгоку! - отвечал
государь.
Когда пробил первый вечерний колокол, эту девицу, о которой он
мечтал целых три года, пригласили войти. В тот вечер на мне было двойное
светло-желтое косодэ - лиловой нитью на нем были вышиты побеги плюща, -
поверх я надела прозрачное коричневатое одеяние и темно-красную парадную
накидку. Как обычно, государь приказал мне проводить девушку, и я пошла
за ней к подъезду, где стояла карета. Когда она вышла из кареты, весь ее
вид, начиная с громкого шуршания ее одежд, показался мне сверх ожидания
вульгарным. "Ну и ну!.." - подумала я. Я провела ее, как всегда, в
небольшую комнату рядом с жилыми покоями государя - сегодня это
помещение было убрано и украшено особенно тщательно, воздух благоухал
заботливо подобранными ароматическими курениями. В руках девушка держала
кипарисовый веер размером не меньше сяку[3], на ней было
узорчатое нижнее косодэ, поверх него - двойное платье на синем исподе и
алые шаровары-хакама, причем все это топорщилось от крахмала и торчало
сзади горбом, точь-в-точь как заплечный мешок для подаяний у монаха со
святой горы Коя...[4] Лицо у нее было красивое, нежное, черты
четкие, правильные, поглядеть - так красавица, но все-таки благородной
девицей не назовешь... Высокая, в меру полная, светлокожая... Служи она
во дворце, вполне могла бы быть главной дамой на церемонии августейшего
посещения Государственного совета и, - если, конечно, причесать ее
подобающим образом, - нести за государем его меч.