Страница: 6/17
- Что с вами? - спросила я, и он ответил:
- Мне приснилось, будто мы, как две
уточки-не-разлучницы[5], соединились в союзе... А вспотел я
оттого, что так сильно люблю тебя, что душа моя покинула тело и приникла
к твоему рукаву...
Он встал и вышел; луна уже скрылась за гребнем гор, в небе белели
полоски облаков, и горы на востоке чуть посветлели. Колокольный звон,
возвестивший рассвет, заглушил рыдания разлуки. В это утро нам было
почему-то особенно тяжело расставаться. Он еще не успел уйти далеко, а
его мальчик-служка уже принес мне письмо:
"Я оставил тебе
любовью объятую душу -
почему же опять
не могу в покое забыться,
грудь стесняют скорбные думы?"
Я прочла эти стихи, и сердце защемило от жалости и горя.
Право, если сравнить,
кто больше в тоске о любимом
пролил горестных слез,
чей рукав тяжелее от влаги, -
я тебе уступить не посмею!
- - -
Потом я узнала, что в тот же день настоятель посетил дворец
государя, а вскоре - помнится, в восемнадцатый день той же луны -
услыхала, что он заразился поветрием, ходившим тогда по миру. Мне
рассказали, что к нему призвали врачей, что его лечат, но ему все хуже и
хуже, и я не находила себе места от тревоги. А дня через два - кажется,
двадцать первого - мне принесли от него письмо. "Не думал я, что
вижусь с тобой в последний раз... - писал он. - Меня страшит не
болезнь, от коей я, как видно, умру, а мои прегрешения, ибо мне жаль
покидать сей мир, а это. - великий грех!" Письмо кончалось
стихотворением:
"Вспоминая тебя,
ухожу из жизни с надеждой,
что хоть дым от костра,
на котором сгорю бесследно,
к твоему потянется дому..."
Невозможно было спокойно читать это послание! Горе объяло душу при
мысли, что наша недавняя встреча, быть может, была последней...
