Страница: 1/16
Ки-но Цураюки (ок. 878 - ок. 945 гг.) - один из основателей японской литературы. Замечательный поэт, он возглавил комитет по составлению
поэтической антологии "Кокин вакасю", сокращенно, "Кокинсю", ("Собрание
древних и новых песен Ямато"; далее - в примечаниях: "Кокинсю"), в
предисловии к которой впервые изложил принципы японской поэтики. В
"Собрание" вошли стихотворения лучших поэтов VIII-IX вв.; оно надолго
определило пути развития поэзии, да и всей японской классической литературы.
Основная форма японской поэзии тех времен - танка-пятистишие, стихотворение
в тридцать один слог. Пятистишие было истинным воплощением понятия
"прекрасного" в японской средневековой культуре. Предметом поэзии была жизнь
человеческого сердца в тесной связи с миром природы. Поэтика пятистишия
испытала сильное влияние буддизма с его идеей бренности, с его интересом ко
всему сущему, будь то высокое или низкое; отсюда и тонкое чувство смешного,
любовь к гротеску. Мир пятистишия включал в себя всю гамму человеческих
чувств, причем в особенности зыбкие, прихотливые переходы от серьезного к
забавному, от величественно-прекрасного к живой прелести, открывшейся на
миг. Все это в полной мере относится и к стихам самого Цураюки и к его
"Дневнику", где отражены два месяца жизни поэта, возвращающегося в столицу
после пребывания правителем в далекой земле Тоса на юго-западе Нанкайдо
(ныне остров Сикоку). Он был послан туда правителем, видимо, в знак опалы.
Разумеется, это не дневник в полном смысле этого слова, это повесть со
скрытым лирическим сюжетом в форме дневника. Начинается она с литературной
мистификации. Автор объявляет себя женщиной и пишет свой дневник не
"мужскими знаками", то есть иероглифами, а японским слоговым письмом,
которое было тогда в ходу именно у дам. Видимо, большинство, - если не все, -
стихи написаны самим Цураюки.
В. Санович
Классическая проза Дальнего Востока. - М.: Худож. лит.,
1975. - (Библиотека всемирной литературы, т. 18), с. 852.
Ки-но Цураюки
Дневник путешествия из Тоса
Вот и я, женщина, решила попытаться написать то, что называется
дневником - их, говорят, мужчины тоже ведут.
В час Собаки, в день 1-й после 20-го луны 12-й, завершающей, года
некоего отправляемся мы в путешествиеp[1],- а как что было, я и
записываю мало-помалу.
Один человек, отбыв четыре или пять лет в провинции, покончил с
установленными обычаем делами, получил свидетельство об исправном несении
службы[2], выехал из казенных палат, где обитал до сих пор, и
направился к тому месту, где должен будет садиться на корабль. Провожали его
разные люди - известные ему и неизвестные. А уж те, с кем все эти годы он
был в тесном общении, о разлуке думали с тоской и хлопотали то об одном, то
о другом целый день напролет, пока спустилась ночь.
В день 22-й возносили молитвы, чтобы спокойно нам было до самой
провинции Идзуми. Фудзивара Токидзанэ "направил храп нашего коня"[3]
, хотя путь нам и предстоял на корабле. И высокопоставленные, и
среднего, и низкого положения люди - все перепились до удивления: даже
вблизи соленого моря шутки пошли "с душком".
День 23-й. Есть здесь человек по имени Яги-но Ясунори. Этот человек не
принадлежит к тем, кто служил у губернатора постоянно, но как раз он-то с
торжественным видом и "направил храп нашего коня". Может быть, дело в
личности губернатора, однако если обычный житель здешней провинции,
попрощавшись, больше не показывается нам на глаза, то люди понимающие
приходят без стеснения. И хвалю я их вовсе не из-за подарков.
День 24-й. Приехал "направить храп нашего коня" монастырский наставник[4]. Все, кто здесь есть, высокопоставленные и низкие, вплоть до
детей, напились до одурения: от веселья у тех даже, кто не знает знака "I",
ноги при ходьбе выписывают "крестики"[5].
День 25-й. Из губернаторской резиденции доставили письмо с
приглашением. Отправившись по этому приглашению, мы предавались всевозможным
развлечениям весь день и всю ночь, пока стало светать.
