Засыпать по ночам было страшнее всего. Точнее, мне было жутко
просыпаться. Я боялась этого густого мрака, когда открываешь глаза и
осознаешь, где ты действительно находишься. Мне всегда снились сны о
Хитоси. Забываясь в мучительном, неглубоком сне, я то могла, то не могла
увидеться с ним, но знала, что это сон и на самом деле мы больше никогда
не встретимся. Поэтому даже во сне я старалась не проснуться. Сколько я
встретила этих холодных рассветов, когда, не находя себе места, в холодном
поту, с тошнотворной тоской я тупо открывала глаза. За занавесками
светало, и меня выбрасывало в бледно-зеленое, безмолвное время. Было так
одиноко и холодно, что хотелось оставаться во сне. Рассвет в одиночестве,
когда больше уже не уснешь и мучаешься отголосками сна. Я всегда
просыпалась в этот час. Я стала бояться этого времени – усталости от
того, что не выспалась, и одиночества в долгом безумном ожидании первых
утренних лучей. Тогда я решила начать пробежки.
Я купила две дорогих фуфайки, кроссовки и даже маленький алюминиевый
термос. Начинать что-нибудь с подбора вещей – довольно-таки постыдное
занятие, но мне становилось легче.
С наступлением весенних каникул я начала бегать. Я добегала до моста и
возвращалась обратно, тщательно стирала полотенце и одежду, закидывала их
в сушку и помогала маме готовить завтрак. Потом ненадолго засыпала. Так
продолжалось изо дня в день. По вечерам встречалась с друзьями, смотрела
видео и изо всех сил старалась всегда чем-то заняться. Но всё это... всё
это было бесполезно. На самом деле мне ничего не хотелось. Только бы
увидеть Хитоси. Но я чувствовала, что мне нужна какая-то работа – для
рук, тела, головы. Мне хотелось надеяться, что если я не оставлю этих
наивных усилий, они приведут меня к какому-то выходу. Никаких гарантий не
было, но я верила, что как-нибудь продержусь. Когда у меня умерла собака и
когда умерла канарейка, я в общем-то так и продержалась. Ну, а сейчас –
главное испытание. Дни проходили, постепенно съеживаясь и засыхая, без
всяких надежд. Я продолжала повторять свою молитву:
"Ничего, ничего. Придет день, и я выкарабкаюсь".
Река, до которой я добегала, была большой и делила улицу на две части.
До белого моста мне требовалось 20 минут. Я любила это место. Мы всегда
встречались здесь с Хитоси, который жил по другую сторону моста, и после
его смерти мне здесь нравилось.
Я отдыхала на мосту, где не было никого, отхлебывала горячий чай из
термоса, и шум реки обволакивал меня. Белая плотина нескончаемо тянулась
вдаль, в голубой рассветной дымке виднелись улицы, на которые ложился
туман. Когда я вот так стояла, окруженная чистым, до колкого холодным
воздухом, мне казалось, что я хотя бы чуть-чуть приближалась к "смерти".
На самом деле сейчас я могла легко дышать только в этом строго прозрачном,
ужасно одиноком месте. Самоистязание? Ничего подобного. Потому что, если
бы не это время, у меня совсем бы не осталось уверенности, что я смогу
нормально прожить день. Это место сейчас было мне абсолютно необходимо.
В то утро я тоже проснулась от какого-то кошмарного сна. Половина
пятого. Скоро рассвет, и я как обычно оделась и вышла на пробежку. Было
еще темно, вокруг ни души. Воздух холодный, улицы – в белой дымке. Небо
– темно-лазурного цвета, к востоку оно плавно переходило в красный.
Я старалась бежать бодро. Иногда, запыхавшись, начинала думать о том,
что все эти пробежки, да еще и с недосыпа – просто издевательство над
собственным организмом, но отметала прочь эти мысли, тупо надеясь, что,
вернувшись домой, смогу уснуть. Когда я бежала по улицам, слишком тихим и
безмолвным, сохранять четкость сознания было нелегко.
Шум реки становился всё ближе, небо постепенно менялось. По
прозрачно-голубому небу начинал свой путь красивый солнечный день.
Добравшись до моста, я, как всегда, облокотилась на перила и стала
рассеянно смотреть на покрытые легкой дымкой улицы, что погружались на дно
голубого воздуха. Слышался сильный рокот реки, с белой пеной смывавшей все
на своем пути. Пот мгновенно высох, в лицо дул прохладный речной ветер. В
еще холодном мартовском небе виднелся ясный месяц. Изо рта шел пар. Не
отрывая взгляда от реки, я налила в крышку термоса чай и собиралась его
выпить.
– Это какой чай? Я тоже хочу, – вдруг раздалось из-за моей спины.
Настолько неожиданно, что от испуга я уронила термос в реку. В руке
осталась только одна крышка с горячим чаем, от которого шел пар.
В голове моей пронеслись разные мысли. Я оглянулась и увидела
улыбающуюся женщину. Было понятно, что она старше меня, но возраст
почему-то определить не удалось. Ну, лет двадцать пять, может быть...
Короткая стрижка и большие, очень ясные глаза. Поверх легкой одежды было
накинуто белое пальто – казалось, ей совсем не холодно, она непринужденно
стояла, будто появилась ниоткуда. Улыбнувшись, она радостно сказала –
нежно и немного в нос:
– Как у братьев Гримм, или у Эзопа? Очень похоже на басню про собаку.
– В том случае, – ответила я невозмутимо, – собака уронила кость,
увидев собственное отражение в воде. Ей никто не мешал.
