Страница: 4/4
В ту ночь муж выпил со свекром немного сакэ, сидя у очага, и заснул,
уткнувшись лицом в спину жены.
Только однажды он осторожно коснулся ее рукой. "А ладони у него раз от
разу становятся грубее, - подумала Сима. - Наверное, оттого, что ему только
шершавые доски гладить и приходится". И глаза ее за закрытыми веками
увлажнились слезами.
Сима никак не могла заснуть - слишком долго, видать, сидела у соседей в
бане, вот и распарилась. "Неужели ничего нельзя сделать? - спрашивала она
себя. - Ведь можно же как-нибудь..." Однако в голову ей так ничего и не
пришло.
Да и думать-то долго она не смогла. Тело пылало жаром, в горле
пересохло. И она решила: пусть муж сам что-нибудь придумает, а я подожду.
И она стала терпеливо ждать. Но так ничего и не дождалась. "Видать,
надоело ему думать, вот он и заснул у меня за спиной. Отчаялся, что ли?" -
подумала Сима и тоже заснула.
Утром она пробудилась оттого, что муж тряс ее за плечо.
Сима повернулась, чтобы спросить, что ему нужно, однако он опередил ее
неожиданным вопросом:
- Где пчелиное гнездо?
- Под крышей.
Было еще рано, но муж встал, натянул штаны и вышел из спальни.
Во дворе звенели цикады.
Сима проводила его рассеянным взглядом, но потом, забеспокоившись,
вышла из спальни прямо в ночном кимоно.
В дома муж надел рабочую куртку свекра, натянул на руки перчатки.
- Принеси полотенце, - попросил он. Сима сняла с гвоздя полотенце и
протянула ему. Муж обвязал полотенцем лицо.
- И мешок подай из-под риса. Сима смущенно выполняла его краткие
приказания. Он молча вышел. Сима тоже молча последовала за ним.
Верхушки деревьев сверкали в тонких, как зубья гребешка, лучах
утреннего солнца. Там и сям назойливо верещали цикады.
Муж поставил лестницу под карниз крыши, привычно забрался на нее,
накинул мешок на пчелиное гнездо, ловко захватил его и так же проворно слез
вниз.
Сима со страхом наблюдала за ним. - Не ужалили? - спросила она, но муж
ничего не ответил.
Он принес из амбара топор и пошел к обрыву над рекой. Там положил мешок
с пчелиным роем на пень и тупой стороной топора стал бить по раздувшемуся
мешку. Бил старательно и равномерно, и вскоре на белой ткани расплылось
лиловое пятно от раздавленных пчел и личинок. Удары топора звучали теперь не
так глухо, как поначалу.
Сима стояла поодаль и молча смотрела на мужа. Ей казалось, скажи она
что-нибудь, и топор тут же повернется в ее сторону. Солнце поднялось выше и
осветило лицо мужа.
- Ты вспотел, - сказала Сима. Тогда муж, словно вдруг обессилев, тяжело
бросил наземь занесенный над мешком топор.
Вот и прошел этот один-единственный день после полугодовой разлуки. Не
успел муж приехать - и уж снова в путь.
С трудом поспевая мелкой трусцой за мужем, быстро шагающим по тропинке
средь зеленеющего рисового поля, Сима не выдержала и всхлипнула. Она
чувствовала себя глубоко виноватой, но как это высказать, не знала.
- Нечего хныкать! - обернулся муж. - Опять приеду.
- Но когда это будет! Может, полгода пройдет, а может, и больше.
Подошел поезд.
- Ну я поехал, - сказал муж, подхватил под мышку чемодан и легко
запрыгнул в вагон.
Только она его и видела. Из окна он не выглянул. Муж никогда не
выглядывал из окна - не любил долгих проводов.
Раздался гудок. Ребенок за спиной проснулся и заплакал. Сима, покачивая
ребенка, улыбнулась - а вдруг муж незаметно глядит на нее из какого-нибудь
окна - и несколько шагов прошла рядом с поездом.
Перевод с японского: Г. Ронская
