Страница: 10/18
Только вот решила, что о личном с ней особо говорить не стоит. Как-то инстинктивно мне показалось, что так будет лучше. Поэтому если она и задавала мне вопросы о моих делах - а она допытывалась упорно - ничего ей не говорила, кроме чего-нибудь типа "много будешь знать - скоро состаришься". В какой среде росла, в какой школе училась, и все такое. Она ко мне приставала: "Расскажите мне еще про себя", но я ей только так отвечала: зачем тебе это знать, обычная неинтересная жизнь, обычный муж, ребенок, хозяйство на мне... А она мне: ну я вас так люблю, ну расскажите, и в лицо прямо смотрит. Прямо не отлипает. Но и мне так уж неприятно не было от того, что она ко мне вот так приставала. И все же сверх необходимого ничего ей не рассказывала.
Было это, значит, где-то ближе к маю. Во время занятия она вдруг говорит, что ей плохо. Гляжу, а у нее лицо правда побледнело, и пот с нее градом катится. Я спрашиваю тогда: "Ну что, домой пойдешь?", а она говорит: "Можно я полежу немножко, мне тогда лучше станет", я ей: "Ну иди сюда, ляг на кровать" и чуть не на руках до спальни дотащила. Диван у нас был слишком маленький, так что ничего не оставалось, как уложить ее в спальне на кровати. Она говорит: "Извините, что беспокою вас так", я ей говорю: "да ничего страшного, не волнуйся". Спрашиваю: "Может воды выпьешь?", она говорит: "Нет, спасибо, вы просто посидите со мной", я говорю: "Ладно, посижу, как не посидеть" и сижу с ней рядом.
Потом какое-то время прошло, она меня с мученическим лицом просит: "Извините, пожалуйста, вы не могли бы мне спину помассировать?" Гляжу, она вспотела сильно, так я ей давай массаж делать. Она опять просит: "Извините, снимите с меня лифчик, пожалуйста. Так дышать тяжело, не могу". Делать нечего, сняла. Она в блузочке была облегающей, так я пуговички на ней расстегнула и лифчик с нее сняла. Для тринадцатилетней девочки у нее грудь была большая. И лифчик был не подростковый, а самый настоящий взрослый, и притом довольно дорогой. Но кому какая, в принципе, разница? В общем, я продолжала ей спину массировать. Она без конца повторяла: "Извините меня, я как дура какая-то, извините", а я ей все время повторяла: "да ничего, ничего".
Рэйко стряхнула пепел сигареты себе под ноги. К тому времени я тоже уже прекратил таскать в рот виноград и весь был поглощен ее рассказом.
- Потом еще через какое-то время она завсхлипывала и начала плакать. "Ну ты чего это?", спрашиваю. "Ничего." "Как так ничего? А ну, давай рассказывай." "Иногда так бывает. Сама ничего поделать не могу. Одиноко, тоскливо, довериться некому. И не интересую я никого. Вот со мной так и происходит. И сплю ночью плохо, и есть почти ничего не могу. Мне только когда я с вами хорошо." "Ну расскажи, в чем дело, давай послушаем."
Она сказала, что дома ей плохо. Родителей она не любит, родители ее также не любят. У отца есть другая женщина, и он домой практически не приходит, мать из-за этого наполовину выжила из ума, срывает нервы на ней, и ей каждый день от нее достается. Что ей из-за этого домой идти страшно. Сказала так и плачет навзрыд. Красивые глазки ее слез полны. Глядя на такое, у самого господа бога, наверное, комок в груди стал бы. И я ей так сказала. Если тебе так страшно домой идти, то приходи к нам домой не только на занятия, но и в другое время. Сказала так, а она на меня прямо виснет и говорит: "Простите меня, пожалуйста, если бы не вы, я не знаю, что бы я делала. Не бросайте меня, пожалуйста. Если и вы меня бросите, мне совсем тогда пойти некуда будет."
Я не знала что делать, прижала ее голову к себе, погладила. "Ладно", говорю. А она в это время уже мне руку вот так за спину завела и гладит меня. И тогда понемногу, понемногу какое-то странное ощущение у меня появилось. Будто тело становится горячим-горячим. А чего бы ему таким не стать? С красивой, точно с картинки, девочкой в постели вдвоем обнимаем друг друга, и как она гладила меня по спине, это было не какое-то рядовое ощущение. Таланты мужа тут и близко не стояли. Каждый раз, когда ее рука по мне проходила, у меня было такое чувство, будто пружина в моем теле раскручивается по чуть-чуть. Так дух захватывало. Я опомниться не успела, а она с меня уже блузку сняла, лифчик расстегнула и грудь мою трогает. До меня только тогда дошло. Дошло, что она лесбиянка. Мне и до этого сталкиваться приходилось. Та в последнем классе старшей школы была. Так что я ей сказала: "Нельзя, перестань". А она говорит мне: "Ну пожалуйста, ну совсем немножко. Мне так одиноко, честное слово. Я не вру, мне правда так одиноко. У меня кроме вас никого нету. Не бросайте меня", берет меня за руку и себе на грудь кладет, представляешь? Очень красивая грудь была. И когда моя рука у нее на груди оказалась, мне показалось, будто мою грудную клетку в тисках сжимают. И это я, женщина! Я не знала, как быть, только повторяла, как дура: "Нельзя, нельзя". Тело отчего-то шевелиться не хотело. В старшей школе без проблем ведь смогла за себя постоять, а в этот раз никак не выходило. Тело меня совсем не слушалось. А она левой рукой мою руку взяла, к груди своей прижимает, губами мои соски нежно целует и сосет, правой рукой мою спину, бок, ниже спины ласкает. Как вспомню себя, раздетую практически догола тринадцатилетней девочкой - она как раз, пока я сообразить не могла, что к чему, с меня одежду снимала одно за другим - и под ее ласками извивающуюся, так просто не верится. Как дура какая-то. Но понимаешь, я тогда как будто заколдованная была. Она мои соски сосет и без конца шепчет: "Мне одиноко, кроме вас нет никого. Не бросайте меня. Мне, честное слово, так одиноко", а я без конца повторяю: "Нельзя, нельзя".
