Страница: 2/9
17 июня.
Продолжаю вчерашнее. Сезон дождей уже наступил, и вчера лило, но вечером было очень жарко. В театре кондиционированный воздух, а мне охлаждение противопоказано. Из-за этого у меня еще более разыгралась невралгия левой руки, и потеря чувствительности кожи стала очень мучительной. Обычно рука болит от запястья до кончиков пальцев, а сейчас – от запястья до локтя и временами до плеча.
– Я говорила тебе, чтобы ты поостерегся, – ворчала жена. – Так себя чувствуя, нечего ходить по театрам. Да и спектакль был так себе.
– Ну, нет. При одном только взгляде на такую Агэмаки я забываю о боли.
От ее укоров я еще больше заупрямился.
При всем том рука мерзла все нестерпимее. Я был в летней шелковой верхней накидке, тонком шерстяном кимоно и шифоновой нижней рубашке; на левую руку натянул перчатку из темно-серой шерсти и держал в ней платиновую карманную грелку, завернутую в носовой платок.
– Но Тоссё действительно очень красив, – сказала Сацуко. – Папа совершенно прав.
– Да ты-то что... – начал Дзёкити, но тут же исправился: – Разве вы в этом понимаете? (Японский язык характеризуется большим количеством личных местоимений, выражающих различные отношения между говорящими (от официально-почтительных до фамильярных и грубых). В переводе на европейские языки эти нюансы не могут быть отражены)
– Я не понимаю, хорошо или плохо он играл, но его лицо и фигура приводят меня в восхищение. Папа, а разве завтра днем мы не пойдем в театр? Он будет играть Кохару в «Кавасё»и должен быть очень хорош. Если идти, то только завтра. Потом будет слишком жарко.
Откровенно говоря, боль в руке была столь мучительна, что я подумывал, не остаться ли дома, но жена так действовала мне на нервы своими упреками, что я решил ей назло, пересиливая боль, отправиться завтра в театр еще раз. Сацуко удивительно быстро схватывает мои настроения. Жена не благоволит Сацуко именно оттого, что та на ее слова не обращает никакого внимания и всегда поддерживает меня. Возможно, ей самой нравится Тоссё, а может быть, ее больше привлекает Данко в роли Дзихэй...
Дневное представление «Кавасё» начиналось в два часа, кончалось в двадцать минут четвертого. Солнце палило, было еще жарче, чем вчера. Духоту в машине можно представить, а кондиционеры в театре включат на еще более сильную мощность, И я начал беспокоиться, что будет с рукой. Шофер сказал:
– Вчера вечером никаких препятствий не было, но сегодня обязательно мы где-нибудь застрянем из-за демонстрации, которая пойдет от американского посольства и парламента к Намбэйдай (В мае-июне 1960 г. имели место демонстрации против возобновления японо-американского «Договора безопасности»). Поэтому лучше выехать пораньше.
Мы были вынуждены отправиться в час. Сегодня мы были втроем, Дзёкити с нами не пошел.
К счастью, доехали без происшествий.
Когда вошли в театр, «Акутаро»в исполнении Дансиро Третьего еще не окончился. Мы не стали этого смотреть и пошли в буфет. Все взяли что-то пить, и я заказал было себе мороженого, но жена меня остановила. В «Кавасё» Кохару играл Тоссё, Дзихэй – Данко, Магоэмон – Энносукэ, жену О-Сё – Содзюро, Тахэй – Данносукэ. Я вспомнил, как давным-давно в Новом театре видел эту пьесу в исполнении Гандзиро Первого. Тогда Магоэмон был Дансиро Второй, отец нынешнего Энносукэ, а Кохару – Байко Шестой. Надо признать, что Данко в роли Дзихэй показал максимум своих возможностей, но очень уж он старался, поэтому был слишком напряжен и суховат. Впрочем, это закономерно: в таком молодом возрасте играть такую большую роль. При его стараниях можно надеяться, что со временем он достигнет совершенства. Я думаю, что ему бы больше удались большие роли в пьесах из жизни Эдо, а не Осака (Репертуар Кабуки делится на пьесы из жизни Эдо (Токио) и Осака, которые отличаются между собой стилем игры. «Камня Дзихэй» – одна из осакских пьес). Тоссё и сегодня был красив, но, на мой взгляд, в Агэмаки он был лучше. Потом в программе был «Гондза и Сукэдзю», но мы этого смотреть не стали и ушли.
– Коли мы в этих краях, может быть, заглянем в Исэтан (Один из самых больших магазинов в Токио)? – предложил я, предполагая, что жена будет против. И точно, она возразила:
– Тебе мало кондиционированного воздуха? Жарко, поедем лучше домой.
Я, указывая на наконечник моей трости из «змеиного дерева» (Дерево из семейства тутовых, произрастает в Бразилии), сказал:
– Видишь, совсем стерся. Почему-то наконечники быстро выходят из строя, за два-три года обязательно изнашиваются. Может быть, там что-нибудь найдем.
В действительности у меня была другая мысль, но я ее не высказал.
– Номура-сан, как там с демонстрацией? Мы сможем возвратиться домой?
– Думаю, что сможем.
Как объяснил шофер, на сегодня была назначена демонстрация Национальной ассоциации студентов против правительства. В два часа они должны собраться в парке Хибия и направиться к парламенту и Главному полицейскому управлению; нам нужно постараться их объехать.
Мужской отдел на третьем этаже, но, к сожалению, ни одна трость мне не понравилась. По пути мы заглянули в женский отдел на втором этаже. Была распродажа по случаю праздника Бон (День поминовения усопших 15 июля. В течение семи дней выполняют различные обряды, чтобы умиротворить души усопших. Кроме того, по этому случаю посылают друг другу подарки), и была толпа. Там была выставка Summer Italian fashion (SummerItalianfashion (англ.) – летняя итальянская мода), и продавалось множество образцов знаменитых итальянских модельеров. Сацуко то и дело восклицала: «Какая прелесть!» и уйти никак не могла. Я купил ей шелковый шарф от Кардена. Три тысячи иен.
– Мне очень нравится, но так дорого, что я и заикнуться не смею, – щебетала Сацуко перед сумочкой из бежевой замши, кажется, австрийской, с застежкой из искусственного сапфира. Двадцать с чем-то тысяч иен.
– Об этом уже проси Дзёкити.
– Бесполезно, он так скуп.
Жена моя за это время не произнесла ни слова.
– Уже пять часов. Не поехать ли нам на Гиндза? Поужинаем там и поедем домой, – обратился я к ней.
– Куда именно?
– Поедем в «Хамасаку». Мне давно хочется поесть морских угрей.
Я попросил Сацуко позвонить в ресторан «Хамасаку» и заказать три или четыре места у стойки на шесть часов. Я велел позвонить Дзёкити и сказать, что, если он может, пусть придет туда. Номура сказал:
– Демонстрация будет продолжаться до глубокой ночи, они должны идти от Касумигасэки, часов в десять прийти на Гиндза и после этого разойтись. Если мы сейчас поедем на Гиндза, возвращаться оттуда будем около восьми. Сейчас нам лучше сделать небольшой крюк, поехать через Итигая Мицукэ, Кудан, Яэсу, тогда мы с демонстрацией не столкнемся.
