Страница: 3/5
* * *
Вообще-то в песнях «дзиута» концы с концами зачастую не сходятся, порядок слов перепутан, есть много мест, смысл которых трудно понять. К тому же содержание заимствовано из пьес театра Но или драм «дзёрури», так что, не зная источника, тем более трудно уловить, о чем идет речь. Песня «Зов лисы» тоже, как видно, основана на каком-то классическом сюжете. Но слова: «И напрасно я на тропке стою, все зову ее, слезы лью…» – и дальше: «Так отчего же, матушка-лиса, ты убегаешь от меня в леса?» – живо передают горе ребенка, тоскующего о покинувшей его матери. Очевидно, они-то и произвели на меня тогда такое сильное впечатление. А эти слова: «Крадучись, крадучись все дальше от сынка, крадучись, крадучись – а в душе тоска…» – напоминают колыбельную песенку… Я не знал тогда ни иероглифов, которыми пишутся слова «Зов лисы», ни что означают эти иероглифы, но, много раз слушая эту песню, я все же смутно уразумел, сам не знаю, по какой ассоциации, что она имеет какое-то отношение к лисе.
Может быть, я сообразил это потому, что бабушка часто водила меня на спектакли кукольных театров Бунраку (Кукольный театр Бунраку. – Кукольный театр Бунраку возник в конце XVIII в. в г. Осака, продолжив традицию кукольных представлений (пьес «дзёрури»). В 1963 г. переименован в театр «Асахи».) и Хориэ, и мне врезалась в память сцена расставания матери с сыном в пьесе «Листок Лианы» (Пьеса «Листок. Лианы» – легенда о белой лисице, живущей в лесу Синода, превратившейся в женщину по имени Листок Лианы и родившей сына, ставшего затем мудрецом Харуаки Абэ, изложена уже в самых старинных литературных памятниках Японии. Этот популярный сюжет неоднократно интерпретировался в кукольном театре «дзёрури» и в театре Кабуки.), это постукивание ткацкого челнока: «тон-карари, тон-карари», когда мать-лисица сидит за ткацким станом в осенних сумерках, и потом – финал, когда, скорбя о предстоящей разлуке со спящим мальчиком, она пишет на бумажных раздвижных ставнях стихотворение:
Если будешь грустить,
Навести мой приют одинокий –
А сейчас ухожу,
Чтобы в Идзуми, в облачном крае
От людей вдалеке поселиться…
Кто не ведал сиротства, тот вряд ли поймет, с какой силой эта сцена апеллирует к сердцу мальчика, никогда не знавшего родной матери. Я был всего лишь малым ребенком, но когда я слышал слова: «А сейчас ухожу, чтобы в Идзуми, в облачном крае от людей вдалеке поселиться…» – воображение рисовало мне узенькую тропинку в лесу, расцвеченном красками осени, белую лису, бегущую к своему старому логову, и, мысленно сопоставляя судьбу бегущего вдогонку за ней ребенка с собственной участью, я чувствовал, что тоска по умершей матери завладевает мной с новой силой. Добавлю, что лес Синода находится вблизи Осаки, – возможно, поэтому у нас с давних пор есть множество детских песенок для комнатных игр, например:
Мы в лесу Синода
Лисоньку ловили,
Белую ловили… –
поют дети. Один изображает лису, а двое других держат за концы веревку с петлей, это охотники. Игра называется «Охота на лису». В Токио тоже есть игра в этом роде; как-то раз, в одном чайном домике, я попросил гейш показать, как в нее играют, но оказалось, что в Токио играющие сидят, в то время как в Осаке все участники стоят, и тот, кто изображает лису, под звуки песни постепенно приближается к петле, с забавными ужимками подражая движениям лисы, – если это хорошенькая девушка или молоденькая женщина, игра становится еще интереснее… Мальчиком, на новогодних праздниках в гостях у родных я сам участвовал в этих играх. До сих пор помню одну юную красавицу, подражавшую лисице с необыкновенным искусством… Есть еще другая игра: все участники берутся за руки и садятся в кружок, а посредине садится «черт». Играющие прячут в руке какой-нибудь маленький предмет, например боб, и, распевая песню, украдкой передают этот боб друг другу. С окончанием песни все неподвижно замирают, а «черт» должен угадать, у кого в руке боб. Вот эта песня:
Кто траву-лебеду,
Кто овес соберет.
Прячем, прячем бобы,
Кому надо – найдет.
Коль захочешь найти,
Так найдешь меня тут:
Из плюща, из лиан
Мой печальный приют,
Зеленеет листва вместо свода –
Приходи ко мне в лес Синода!