Страница: 1/6
Киёмори ездил в Фукухару все чаще и чаще, и те, кто путешествовал между столицей и западом Японии, изумлялись переменам, которые произошли за пять-шесть лет, потому что рыбацкие поселения и пустоши превратились в процветающий городок с особняками и роскошной усадьбой Киёмори в центре. Там были не только отличные дороги, но вдоль береговой линии выросло много лавок, что уже придавало Оваде черты порта.
Хотя строительство особняка Киёмори было завершено, а вокруг выросло множество подобных ему домов Хэйкэ, но глава дома не добился существенных сдвигов в строительстве огромной гавани, о которой мечтал. Хотя специально построенные для перевозки камня суда одно за другим сбрасывали в море груз для создания мола, его постоянно разрушали штормы и сильные юго-западные ветры. А когда мол начинал принимать проектные очертания, его до основания уничтожали осенние тайфуны. Но Киёмори отказывался прекращать работы. Он взывал к окружающим:
– Неужели здесь нет никого, кто обладал бы достаточным опытом и способностями, чтобы завершить строительство порта? Я бы много дал за то, чтобы заполучить такого человека. Найдите же его и пришлите ко мне.
После поисков везде и повсюду такой человек был найден. Строительные работы возобновились с новой силой. Киёмори смог все же единолично их оплатить. И когда бы он ни бывал в Фукухаре, то приезжал не для того, чтобы на досуге развлекаться в загородном доме, а чтобы проследить за ходом работ в гавани и целиком отдаться рассмотрению многочисленных проблем.
Во время одной из своих поездок в Фукухару Киёмори не обратил внимания на некоторое недомогание до тех пор, пока ночью, когда он возвращался в столицу, его не охватила сильная лихорадка. В Киото заволновались, когда из особняка на Восьмой улице просочились сообщения о болезни Киёмори. Двор направил к его постели своего лучшего лекаря. Экипажи с придворными и высокопоставленными официальными лицами выстраивались у ворот, чтобы получить сведения о здоровье министра. Но поначалу даже родственники не допускались в комнату больного, и вся информация о его состоянии черпалась из уст лекаря. Киёмори же становилось все хуже. На протяжении нескольких дней он ничего не ел. Лихорадка не прекращалась, и лекарь не мог сказать ничего определенного о его болезни.
Очень скоро появились сообщения о том, что Киёмори быстро слабеет. Услышав об этом, официальный представитель дома Хэйкэ в северном Кюсю сразу же отправился в Киото с китайским доктором, который незадолго до этого приехал в Японию.
Мачеха Киёмори, госпожа Арико, и его старший сын Сигэмори посещали храмы и святыни на Восточных холмах и на горе Хиэй и молились за его выздоровление.
Конечно же люди начали строить догадки о том, что произойдет, если Киёмори вскоре умрет. Хэйкэ были еще недостаточно сильны для того, чтобы предотвратить переход власти в руки экс-императора Го-Сиракавы, и никто не сомневался, что первый шаг прежнего императора будет направлен на сокрушение могущественного дома, а вместе с ним и воинов как правящего сословия. Тем временем дворец Го-Сиракавы каждый день осаждали представители двора. После многочисленных консультаций с ними экс-император приказал приготовить ему экипаж и поехал в особняк на Восьмой улице.
Услышав, что прибыл экс-император, Киёмори, похоже, пришел в ужас. Он приказал вымести комнату и сжечь весь ладан. Когда больной оказался лицом к лицу с высоким визитером, тот обратил внимание, как истощен Киёмори, и мягко сказал:
– Вам бы лучше лечь.
– Нет, ваше величество, я могу посидеть.
Лежа на постели в ночной одежде из белого шелка, Киёмори обсуждал с экс-императором весьма важные государственные вопросы.
Они касались смещения с трона мальчика-императора Рокудзо в пользу сына Го-Сиракавы Такакуры. Было очевидно, что экс-император уже определенное время вынашивал в голове эту идею в качестве главного средства обеспечения собственной власти. Он полагал, что Киёмори поддержит его планы, поскольку Такакура был его племянником. Однако он не получил никаких заверений от Киёмори, что тот, по крайней мере, не возражает против такой идеи.
