Страница: 1/6
Тибетская и древнеегипетская «Книги мертвых» известны во всем мире. В японской культуре нет таких обширных и концентрированных собраний заупокойных текстов, если не считать корпуса погребальных песен в поэтической антологии «Манъёсю». Однако в Японии с древности существует мощная и разнообразная традиция, связанная с проблемой конечности человеческой жизни и ее инобытия.
В Японии различные аспекты проблематики смерти активно исследуют представители многих научных направлений – археологи, историки, этнографы, культур-антропологи, философы, социологи, филологи, психологи и пр. На Западе в последнее время эта тема также привлекала внимание ученых-японоведов. И только в отечественной науке эта тема долго не удостаивалась специального исследования [1], если не считать книги о самоубийствах японских писателей и бесчисленных восторгов по поводу самурайского харакири. Между тем, игнорируя эту важную тему, которая, по мнению японских исследователей, в силу ее влиятельности и одновременно ее сокрытости, неявленности, составляет особую «антикультуру», невозможно адекватно понять культуру Японии во всей ее целостности.
На сайте «Загадочная Япония» начинается публикация фрагментов большой работы автора под названием «Японская книга мёртвых», в которую войдут материалы и исследования о представлениях японцев о смерти и Ином мире, по погребально-поминальной обрядности, культах мертвых и предков Японии и Окинавы. В данной публикации (Том 100) речь пойдет о ритуалах «обожествления» усопших, о трансформации «скверны» смерти в «священное» (предки и божества ками) в культурах Японии и Окинавы.
* * *
Культуры Японии и Окинавы можно назвать вариантами развития одной этнокультурной общности. Общепринятое «Окинава», а в строгом смысле «о-ва Нансэй» (букв. Юго-западные о-ва) – это цепь островов между самым южным большим японским о. Кюсю и о. Тайвань, а именно о-ва Сацунан (о-ва Оосуми, Токара, Амами) и о-ва Рюкю (о-ва Окинава, Мияко, Яэяма). Окинава вошла в состав японского государства только во второй половине XIX в., а до этого в течение нескольких веков имела свою государственность – Королевство Рюкю, которое контролировало о-ва Яэяма, о-ва Мияко, о-ва Окинава и о-ва Амами [2]. Население Окинавы имеет общие корни в антропологическом, культурном и языковом отношении с остальной Японией, но из-за ее природных, исторических и культурных отличий занимает особое место среди других регионов Японии, здесь сформировалась самобытная культура; окинавцы, т.е. население о-вов Нансэй – это этническая группа или субэтнос общеяпонского этноса.
Погребально-поминальная обрядность и концепции священного (представления о предках и божествах) – как и вся традиционная культура Окинавы – «лежит на перекрестке» культур Японии, Китая, ЮВА и Океании и во многом сходна с древнеяпонской. Культура Окинавы еще в большей степени, чем Японии, - «культура изолята», сохранившая до последнего времени «законсервированные» культурные формы (особенно, погребальной обрядности) Тихоокеанского региона различных эпох. Поэтому изучение культуры Окинавы позволяет выявить малоизвестные, но важные факторы, характерные для всей общеяпонской культуры и культур Тихоокеанского региона.
I. ПРОБЛЕМА СМЕРТИ В КУЛЬТУРАХ ЯПОНИИ И ОКИНАВЫ
Известно, что в человеческой культуре отношение к усопшим, к самому явлению смерти амбивалентно. В традиционной японской культуре, особенно, в религиозно-идеологическом комплексе синтоизма, - и, как следствие, в части научного культурологического дискурса - присутствует феномен «табуирования смерти», «сегрегации мертвых». Многие исследователи сходятся в том, что самое важное обстоятельство - страх японцев перед смертью, но не перед ней самой, а перед ее ритуальной нечистотой [3].
Внутреннее пространство погребального сооружения и посмертный статус покойника
Традиционные культуры можно классифицировать по той роли, какое место занимает в них проблематика смерти и бессмертия. Так, древнеегипетская и тибетская культуры широко известны как «культуры смерти» («культуры смерти и возрождения»). В японской культуре нет таких обширных и концентрированных собраний заупокойных текстов, как тибетская и древнеегипетская «Книги мертвых», если не считать корпуса погребальных песен («плачей») в поэтической антологии «Манъёсю» (VIII в. н.э.) (см. Манъёсю, 1971-73). Однако при внимательном рассмотрении становится ясно, что в Японии с глубокой древности существует мощная и разнообразная традиция, связанная с проблемой конечности человеческой жизни и ее инобытия. В настоящее время в Японии различные аспекты этой проблематики активно исследуют представители многих научных направлений – археологи, историки, этнографы, культур-антропологи, философы, социологи, филологи, психологи и пр. На Западе в последнее время эта тема также привлекла внимание ученых-японоведов. В отечественной науке она до последнего времени фактически не удостаивалась специального исследования. Между тем, игнорируя эту важную тему, которая, по мнению японских исследователей, в силу ее влиятельности и одновременно ее сокрытости, неявленности, составляет особую «антикультуру», невозможно адекватно понять культуру Японии во всей ее целостности.
Исследователями неоднократно отмечались консервативность и устойчивость погребального обряда в культуре разных народов. В силу своей традиционности погребальный обряд и связанные с ним верования являются самой информативной сферой для изучения представлений о человеке (Rosenblatt и др., 1976; Schroeder, 2001). Культурно-антропологические исследования показывают, что в погребально-поминальной обрядности символически выражены ценности, межличностные и социальные связи и культурные модели. Погребальный обряд отражает всю совокупность религиозных представлений народа. Питер Меткалф отмечает, что представления о смерти – это проблема универсального масштаба (Metcalf and Huntington, с.35). Отечественный специалист в области философской танатологии Т. В. Мордовцева указывает, что в любой культуре «культ мертвых выступает в качестве устойчивой социокультурной модели, в которой закрепляются представления о жизни, смерти и бессмертии, выраженные в специфических отношениях к мертвым» (Мордовцева, 2004, с. 88).
Некоторые исследователи истории и культуры Японии, например, А. Н. Мещеряков, также отмечают, что «для понимания психологического климата эпохи чрезвычайно большое значение имеют представления о рождении и смерти...» (Мещеряков, 1998, с.117). Видный японский исследователь культуры и религии Горай Сигэру прямо говорит, что «истоки японской религиозной культуры лежат в погребальной обрядности» (Горай, 1992, с.49).
II. РИТУАЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС ПОСМЕРТНОЙ ДЕИФИКАЦИИ НА ОКИНАВЕ
Погребально-поминальная обрядность Окинавы
Рассматриваемая форма ритуалов (случаи «чрезвычайной» смерти не рассматриваются) в основном сложилась к XIX в. и, во многом, сохранялась еще во 2-й половине XX в. Особо важно, то, что погребально-поминальная обрядность Окинавы сходна с древнеяпонской. Использованы данные полевых исследований автора (2002-2009 гг.).
В целом традиционная погребальная система Окинавы (примером может служить о. Хатэрума из самой южной группы о-вов Яэяма) схематично состоит из трех фаз: 1) гроб помещается в центр погребальной камеры гробницы. 2) через 3-5 лет – гроб открывают, кости моют и кладут в урну. 3) через 33 г. – кости укладывают у задней стенки гробницы. В соответствии с этим гробница обычно состоит из 3-х частей: в центре место оставляется свободным; урны с костями ставят по бокам, самые старые – назад, в глубину; на возвышении сзади или в отдельной секции «под прямыми углами к погребальной камере» есть место, где складываются кости из урн.
Традиционные искусственные погребальные сооружения (склепы) Окинавы имеют различный внешний вид [4], но внутренняя структура [5], в принципе, одинакова (подробнее с фото см. Baksheev, 2008).
Изменение положения останков во внутреннем пространстве погребального сооружения в идеале должно соответствовать изменению посмертного статуса покойника. До 49 дня (иногда до 1 года) после смерти усопшего называют «нынешний человек»: он еще не отделен от своей семьи и «ходит» от могилы к дому. В семье также еще сильно чувство, что усопший «еще живет с нами»: три раза в день ему подносят угощение. После 49 дня после смерти усопшего называют «предок» (букв. «родитель-человек»): он порвал связи с «этим миром» и стал человеком «того мира» (яп. госё:). Через несколько лет очищенные костные останки помещают в оссуарий и ставят на «среднюю ступень» «алтаря», а с годами переставляют на «верхнюю ступень». Через 33 года после смерти кости перекладывают из оссуариев в канавку («тот мир») и смешивают с другими останками. Теперь усопший теряет индивидуальность и становится анонимным коллективным предком.
Первичное захоронение
Итак, посмертное обращение с телом усопшего на Окинаве включает в себя первичное и вторичное захоронения. Первичное захоронение проводится сразу же после смерти: гроб с телом помещают в погребальное сооружение. Вторичное захоронение проводится через несколько лет после смерти: в то же погребальное сооружение ставят оссуарии с очищенными костными останками.
При первичном захоронении перед самым входом в склеп ставят фарфоровые чашки с клецками, рисовой водкой и чаем, курильницу. У погребального сооружения также оставляют одну временную поминальную табличку, а также обувь, посох, шляпу и накидку, что является символом странствия (пути) в иной мир (на самом покойнике белое «божественное одеяние»).
Усопший еще не стал «настоящим покойником». В то же время он уже и не «живой», что удостоверяется на 3-й день, когда проводится «обряд призывания души усопшего». До 49 дня (или до 1 года) после смерти усопшего называют «нынешний человек»: он еще не отделен от своей семьи и «ходит» от могилы к дому. У родственников также сильно чувство, что усопший «еще живет» с ними: три раза в день ему подносят угощение и у домашнего алтаря, и у склепа.
На Табл. 1. «Ритуальный процесс деификации усопшего на Окинаве» показано, что после первичного захоронения, означающего факт биологической смерти, статус «души» определяется как «Промежуточное состояние» (букв. «страдания»). Считается, что до 49-го дня после смерти, когда идет отделение костей от плоти, покойный «сильно мучается»; родные почти каждый день приходят на могилу; в этот период положение усопшего нестабильно: он еще не достиг иного мира и пока находится в переходном (промежуточном, лиминальном) состоянии [6].
Обряды 49-го дня
После 49-го дня после смерти усопшего называют «родитель-человек»: он порвал связи с «этим миром» и стал человеком «того мира». Согласно народной соматологии Окинавы (равно как и Кореи, и многих стран ЮВА), человек состоит из «души» и тела, которое, в свою очередь, слагается из плоти и костей; при этом плоть и кровь считаются унаследованными от матери, а кости являются символом «семени», воспринятым от отца. Считается, что отделение костей от плоти происходит на 49-й день. В это день у погребального сооружения проводится один из серии обрядов «отделения мертвых от живых». Шаманка «беседует» с усопшим и убеждает его душу навсегда уйти в иной мир.
На 49-й день поминальную табличку, а также обувь и другие предметы, оставленные у погребального сооружения, сжигают. Угощения теперь подносят не ежедневно, а только по особенным дням. Это значит, что усопший «прошел» длинный путь и достиг мира мертвых [7]. На о-вах Мияко говорят, что по завершении обрядов 49-го дня усопший «становится божеством» (на главном о. Окинава, считается, что это происходит только через 33 года после смерти).
Вторичное захоронение и другие обряды
Через нечетное количество лет (3-5-7-9 и т.д.) или когда в погребальное сооружение вносят следующего усопшего, женщины-родственницы усопшего проводят экскарнацию (обряд «омывания костей» сэнкоцу): останки извлекают из склепа, очищают от плоти большими деревянными палочками, руками моют водой (иногда в море) или рисовой водкой, досуха обтирают тканью или бумагой, помещают в оссуарий и накрывают крышкой. Порядок укладки костей призван «восстановить» тело усопшего: в самом низу укладывают кости пальцев ног, а в поверх всех костей – череп. На крышке оссуария (изнутри) пишут имя покойного и дату смерти; сосуд ставят на среднюю ступень «алтаря», а с годами переставляют на верхнюю.
После этого обряда тело редуцируется до костей, служащих символом патрилинейности. На некоторых островах Окинавы уже обряд «омывания костей» переводит покойника в статус «божества» (яп. ками).
На Окинаве смерть означает не только разделение души и тела, но и костей и плоти. Освобождение от плоти очень важно для усопшего; до того он еще не стал «настоящим покойником» и все еще пребывает в промежуточном, (лиминальном) состоянии. Если в обряде «отделения мертвых от живых» на 49-й день в иной мир отправляется душа усопшего, то только после полного освобождения костей от плоти, душа и его «тело» (костные останки) совместно вновь воссоздают усопшего индивида.
Итак, на Окинаве в контексте погребально-поминальной обрядности плоть символизирует «жизнь», «женское» и «скверну»; кости – «смерть», «мужское» и «священное». Костные останки усопшего на Окинаве символизируют концепты личности и социальной идентичности (см. Tanaka, 1974; Tanaka, 1977; Baksheev, 2008).
