Евгений Бакшеев. «Обычаи, культы и поверия о-вов Мияко, Окинава» Работа основана на «Матерьялах для изучения говора островов Мияко» Н. А. Невского, являющихся уникальной энциклопедией языка и народной культуры (этнография, фольклор, культы и верования) не только о-вов Мияко, но всех о-вов Рюкю и Японии. Фрагменты «Матерьялов» публикуются впервые.
05) Два домашних обряда: «моление об урожае» и «всенощное бдение»
Здесь, как и в предыдущих выпусках, в квадратных скобках [ ] - текст мой (Е.Бакшеев): я передаю кириллицей примерное звучание тех диалектных терминов, для точной фиксации которых Невский использовал особую фонетическую транскрипцию; я также даю перевод японской части словарных статей.
Текст Н. А. Невского:
ju:dami-nigaz [ю:дами нигай] (диалект селения Савада, о. Ирабу)
Моление об урожае. Одно из молений, совершаемых индивидуумами у себя на дому. Для того, чтобы злаки и посаженные овощи вызрели хорошо молят предков, поднося им (в kamtana) вина, закуски, пирожков, проса и пр. Моление обычно совершается до полудня. (Мияко но:то, 1:289).
ju:gumul-kamnigaz [ю:гумул камнигай] (диалект селения Савада, о. Ирабу)
«Всенощное бдение». Название моления совершаемого на дому. Иначе называется еще kumul-nigaz или uс`anaku [утянаку]. Ящички, поставленные один на другой (так называемые з`u:baku [дз:юбаку重箱]) наполняют пирожками и всякого рода закусками, кроме того, делают большую просфору [моти] (из рисового или просяного теста) и ставят это по левую и правую сторону алтаря. Кроме того на алтарь ставят пшена, вина ([御酒яп. мики]) и возжигают два светильника (tu:m`au [燈明]). Затем всю ночь молятся, благодаря богов-предков за прошлое и испрашивая счастья на будущее. В эту ночь на моление собирается масса родственников. Алтарь обычно устраивается в этот день в парадной комнате (icïbanзa / ic`ibanзa) (Мияко но:то, 1:290-92).
* * *
Комментарий Е.Бакшеева:
1. Ю:дами нигай (яп. ё:дамэ нэгай 年為願), «моление об урожае» и ю:гумул камнигай (яп. ёгомори ками нэгай夜籠神願), «всенощное бдение», по Невскому, - домашние обряды, которые совершались жителями поселка Савада на острове Ирабу. Невский лично не наблюдал эти обряды, а получил сведения о них от одного и того же лица – старосты этого поселка Кунинака Канто, который являлся главным информатором ученого на о. Ирабу.
Оба обряда объединяются тем, что относятся к разряду, по выражению Невского, «молений, совершаемых [индивидуумами у себя] на дому», - в отличие от коллективных молений, проводимых в общинных святилищах, т. н. утаки (на самом же деле, такие же обряды совершались жрицами и в утаки). Угощения, подносимые в ходе этих обоих домашних обрядов, также, в целом, одинаковы – «пирожки» (т.е. моти), «закуски» （肴）, «просо» или «пшено», «вино» (яп. мики御酒). И объектами молений выступают «предки» (в первом случае) и «боги-предки» (во втором) - казалось бы, сходство большое. Однако, на самом деле, эти обряды и во многом отличны. Прежде всего, обратим внимание на место их проведения. В первом случае это – на диалекте - т. н камтана, или кантана (神棚), что соответствует японскому слову камидана и буквально значит «полка [для] богов», «божница». Как указывает сам Невский в другой словарной статье, «[В Японии] kami-dana домашний алтарь (полка), в котором чествуются те или иные боги (только не предки)» (2:349). А на островах Мияко камтана - это «семейный алтарь в виде лесенки, с расставленными на ступеньках табличками покойных предков и родственников» (там же). По моим наблюдениям, такое положение сохранилось здесь до наших дней; во многих домах есть алтарь под различным названиями - на Мияко чаще камтана, а также бучидан - но с одинаковыми функциями почитания усопших предков, т. е. «буддийского» алтаря буцудан, характерного для Японии. Другими словами, на островах Мияко камтана – аналог алтаря буцудан основной Японии. На Мияко камтана, по свидетельству Невского, находится - и современные данные это подтверждают это общее для всех островов Рюкю правило – в т. н. нибанза, т. е. «второй комнате».
С другой стороны, при другом обряде - «всенощном бдении» (ю:гумул камнигай), «алтарь … устраивается в этот день в парадной комнате», т. е. в т. н. «первой комнате» (итибанза). На островах Рюкю и Амами в этой парадной гостевой комнате итибанза расположены алтари различных божеств, а также ниша токонома. Здесь до сих пор сохраняется традиционная планировка жилища, ориентированного по частям света: вход – с юга; на восточной стороне, т. е. справа (для вошедшего в дом), находится «парадная» «первая комната» (итибанза), а на западной, т.е. слева – жилая «вторая комната» нибанза. При этом камтана в нибанза – это постоянный алтарь для «предков», включающих новоумерших (т.е. тех покойных, по которым еще не справлялся ежегодный праздник усопших о-Бон) и т.н. «ближних предков» (т.е. умерших менее 33 лет назад). И напротив, на о-вах Рюкю алтарь (у Невского временный алтарь камидза 神座) в итибанза это алтарь для «дальних (обожествленных) предков» (т.е. умерших более 33 лет назад) и божеств (часто т. н. «приходящих богов»). Теоретически алтарь в нибанза с поминальными табличками умерших менее 33 лет назад - когда они, наконец, переходят в разряд «дальних обожествленных предков», - и особенно с табличками новоумерших, содержит скверну смерти, несовместимую с культом божеств, который отправляется в итибандза. Расположение этих двух комнат и алтарей в них отражает общую картину мира (космологические представления) на Рюкю и Амами с приоритетом, в том числе ритуальным, Востока над Западом.
В чрезвычайно сложных представлениях - представлениях о посмертном обожествлении людей на Окинаве и соотношении предков и божеств - предки, освободившиеся от скверны смерти, предстают как божества низшего ранга (подробнее см.
В обряде ю:дами нигай «молят предков» (先祖ヲ祭ル), а в обряде ёгумул камнигай молятся «богам-предкам»: хотя в русской части статьи Невский использует именно такое выражение, в японской он употребляет иероглиф 神 в сочетании 神恩, т.е. «благодеяния (благоволение) богов». Из текста статьи не вполне ясно, что из себя представляют эти «боги-предки»: это могут обожествленные предки данной семьи и рода, поскольку, как Невский пишет, «В эту ночь на моление собирается масса родственников» (1:290). Это могут быть также боги из деревенского святилища утаки, «детьми» или «потомками» которых считают себя все местные жители.
Краткая статья Невского об обряде ёгумул камнигай точно – хотя и частично – описывает этот обряд; материалы, позднее собранные краеведами о. Ирабу, позволяют восстановить полную картину обряда ёгумул камнигай. Этот обряд считался самым важным среди индивидуальных (домашних) обрядов, и проводился по достижении человеком 15 лет, когда он, как считалось, становился взрослым (мабито букв. «настоящим человеком»). Его устраивали, помимо возглашения благодарностей «богам-предков за прошлое» и просьб «счастья на будущее», чтобы очистить семью от всех прегрешений и всяческих несчастий («История волости Ирабу», с.1303; «История родного края Ирабу», с.109).
2. Вот еще одно важное отличие от ю:дами нигай, который, похоже, проводился силами домашних. Оказывается, что обряд ёгумул камнигай проводила местная «шаманка» (мунусу, яп. моносири «ведунья»), которая «пела» перед алтарем, входила в транс («низводила на себя духов», яп. камигакари 神懸り) и сообщала «глас божий» (神声), т.е. оракул собравшимся. Из записи текста моления становится ясно, к каким божествам было обращено это «моление»: это высшие божества Рюкю, в частности, «Верховное небо» (Уитин) и «Солнце» (Тэда) (История волости Ирабу, 1303). По данным Невского, на о-вах Мияко Уитин (ui-tiŋ, яп. Уэтэн 上天) - «Верховное небо», божество, сопоставимое с Тин-ганасы（«Верховное небо» tiŋ-ganasï 天神, 皇天）и «Верхним (Небесным) богом» (ui-ganasï上加那志) (Мияко но:то, 2: 315, 433, 435).
В «Матерьялах» также указывается, что мунусу (мунусы у Невского) на Мияко это «знахарка (знахарь); гадалка, устанавливающая дни для какого-нибудь предприятия (главным образом для обряда или моления)». По моим данным, такой специалист-гадатель - в переводе на японский язык – называется «хидори», букв. «брать (определять) день». Шаманкам мунусу соответствуют моносири на севере Японии (monośiri – «гадатель», «гадалка»; mono “вещь” + śiri “знание”). Синоним мунусу на Мияко – камкакаря (kamkakar`a, яп. камигакари) (1: 538).
3. У Невского при обряде ю:дами нигай подносят - в русском тексте - «просо», а в японском – «花米» (букв. «цветочный рис»). При обряде ёгумул камнигай – в русском тексте - «на алтарь ставят пшена», а в японском – «花米（panagumi）». При этом в «Матерьялах» в статье рana-gumi указано «(диалект селения Савада, о. Ирабу) [яп. ханагомэ] 花粟 Рис, подносимый богам вместе с вином» (2:32). Получается какой-то двойной перевертыш: в статьях об обрядах говорится «просо (пшено)», а используется иероглиф米 («рис»). С другой стороны, в статье «рana-gumi» говорится о «рисе», а используется иероглиф 粟 («просо»). Пока мне не ясно, что это – «простая» двойная описка или нечто иное. В японских источниках употребляется слово «花米»（панагуми）с иероглифом «рис». По этнографической литературе и моим наблюдениям, в обрядах такого рода используется только рис; просо как «крестьянская пища», видимо, не подходит для высокочтимых предков и священных богов.
Е. С. Бакшеев, кандидат культурологии
(Российский институт культурологии, Университет искусств префектуры Окинавы,
Международная ассоциация исследователей Рюкю/Окинавы)
