Страница: 2/3
К этому времени в феодальной Европе выработался «этический кодекс» взаимоотношений с военнопленными, который включал в себя самые различные правила поведения, принятые тогда в воюющих друг с другом странами. Япония же была отгорожена от мира и, соответственно, не могла принять этот кодекс или выработать свой: феодальные обычаи и взгляды на коллективную ответственность в Японии сохранялись дольше всего и с большим презрением они относились к чужим военнопленным, что особенно проявилось в войнах XIX и XX столетий.
Когда же сами японцы попадали в плен, то как правило впадали в состояние полного отчаяния и самоуничижения или же постепенно проявляли согласие к сотрудничеству с теми, кто захватил их в плен, что при отсутствии отдавшего соответствующие приказание командира ученые объясняют следствием готовности принять позор, а значит, и к любому предательству.
Вся японская военная этика была унаследована от личных взаимоотношений между господином и его вассалом, когда последний расценивал любою атаку на господина как личное оскорбление и стремился покарать обидчика во что бы то ни стало. Все клановые культуры содержали концепцию кровной мести, официальной вендетты, которая в военной культуре Току-гава стала ритуалом с тщательно организованными нормами и процедурами. Воин, чей хозяин стал жертвой любого оскорбления или считал себя таковой, варьировавшегося от процедурной небрежности до грубого слова, от покушения на жизнь до реального убийства, брал на себя обязательство отомстить за поруганную честь своего хозяина, даже если на это требовались долгие годы. Такое обязательство приобретало особую силу в тех случаях, когда хозяина убивали или же заставляли совершить самоубийство. Древнее конфуцианское правило, согласно которому человек не может жить под одним небом с убийцей своего отца, японские законы и обычаи интерпретировали в пользу лидера клана, считавшегося отцом для всех его членов. Отказ от выполнения этого священного обязательства означал полное бесчестье, поскольку если тот, кто сумел за себя отомстить, почитался всеми как человек чести, то слабому человеку, который даже не попытался покарать убийцу своего отца или своего господина, оставалось только бежать из родных мест; с этого момента он подвергался всеобщему презрению. Месть (катаки-ути) считалась свершенной согласно ритуалу лишь после того, как голова врага была положена к ногам хозяина или в случае смерти последнего на его могилу.
Как член буси вассал должен был быть готов служить своему господину главным образом как воин, что требовало от него полного отсутствия страхов и сомнений по поводу использования оружия. Поэтому вся воинская философия построена на концепции полного пренебрежения к собственной безопасности и даже жизни, которую воин, кстати, согласно клятве передавал в распоряжение своего хозяина.
Бусидо предписывало самураю действовать по приказу не раздумывая и не мешкая, его роль была только деятельной – думали «за него» другие люди, в частности, господин. Чтобы помочь воину преодолевать любые мысленные помехи, вызванные естественным страхом смерти, его учили думать о себе как о человеке, чья жизнь не принадлежит
ему самому, — излюбленная тема в японской классической литературе, где самурай часто изображается в качестве трагической фигуры, пойманной в сеть культа смерти, к которому он сохраняет слепую преданность независимо от возможных последствий.
Бусидо по сути являлось кодексом смерти: воин всегда должен быть готов к внезапному и трагическому концу – вся его жизнь и служба являлись постоянным об этом напоминанием.
Презрительное отношение к смерти воспитывалось у японских воинов с самого детства: детей выставляли на зимний холод и заставляли стойко переносить жару, им поручали сложные задания, отправляли ночью на кладбища и лобные места. Будущий воин должен был выносить физическую боль без малейшего признака эмоций, а всё его обучение сводилось к подготовке к ритуалу сэппуку.
Ритуальное самоубийство, как высшая форма проявления власти человека над собственной судьбой и непоколебимой отваги перед лицом смерти, являлось одной из главных привилегий японских воинов. Оно зарождалось как простой акт самоуничтожения на поле боя, цель которого состояла в том, чтобы не попасть живым в руки врага. Со временем оно переросло в церемонию, совершать которую имели право только члены букё, при этом неукоснительно соблюдая все тонкости этикета, подразумевавшего присутствие помощника и свидетелей, чья основная задача состояла в том, чтобы придать церемонии социальный характер. Причины совершения ритуального самоубийства, не всегда напрямую связанного с желанием воина до самого конца сохранять полную власть над своей судьбой или стремлением последовать за умершим господином, в годы относительного мира, наступившего в эпоху правления дома Токугава, несколько размылись. Так, например, к основным причинам добровольного самоубийства военная классика того времени причисляет чувство вины, вызванное ощущением собственной неадекватности, которое могло быть обусловлено недостойным или небрежным поведением либо ошибкой в выполнении обязательства перед господином. Данная форма самоубийства была известна как со-куиу-си. Другой распространенной причиной самоубийства являлся гнев к врагу, который не мог найти своего выхода (мунэн-бара, фунси). Воин также мог убить себя, чтобы таким образом выразить свой протест несправедливому отношению к себе господина или чтобы заставить его пересмотреть какое-либо решение. Такое самоубийство называлось канси. Среди основных причин недобровольного или вынужденного ритуального самоубийства те же самые источники называют проступок, который воин мог загладить, лишь приняв активное участие в собственном наказании в соответствии с законами, регулирующими его особый статус в обществе. Одной из причин совершения данной церемонии мог быть прямой приказ господина, недовольного действиями своего вассала, хотя он мог отдать его и в том случае, если хотел избавить своего вассала (либо самого себя) от ответственности за какой-то поступок.