Страница: 2/3
… Дзайбацу, в свою очередь, были самыми рьяными создателями мифа об императоре. Этот миф они считали самым надёжным средством защиты против народного недовольства их политикой. Мало кто изъявил бы готовность отправиться на континент Азии и воевать ради обогащения дзайбацу. Но миллионы людей были готовы на это, если им говорили, что таким путём они служат своему императору».
Разумеется, фильм А. Сокурова, не являясь художественноисториче¬ским произведением (по жанру это преимущественно историкопсихологиче¬ская драма), никак не воспроизводит реалий, раскрывающих социальную подоплёку императорской власти в Японии, но когда на экране Хирохито встречается со своими военачальниками, его поведение, тон и твёрдость очерчиваемых позиций достаточно определённо свидетельствуют, насколько осознанно и с каким пониманием дела участвовал он в руководстве вооружёнными силами, а так же - в принятии разного рода политических решений. Как бы ни оценивать компетентность императора, но накануне и во время войны хризантемовый трон занимала сильная личность, а не профессионал ритуальных инсценировок.
Любопытно, что фильм, тем не менее, делает акцент не на проблеме личной ответственности государственного деятеля за причастность к преступной политике, а на том, до какой степени неоправданно и нелепо положение вещей, когда ктото и, прежде всего, государственный деятель (по той или иной причине, в данном случае - в силу инертности общественного сознания, слишком сроднившегося с ценностями средневековья) оказывается вознесённым над попыткой ставить сам вопрос о такой ответственности, а общество добровольно и кардинально отстраняется от самостоятельного осмысления всего, что творит управляющая им воля.
Естественно, что в фильме, сообразно художественному замыслу режиссёра, абсурд и противоестественность подобного социального уклада разоблачается на примере и личном опыте самого Хирохито, через его эмоциональные реакции и поступки, вытекающие из особенностей незаурядной натуры. Кокон искусственной, гнетущей «божественности» сковывает императора в самых простых бытовых ситуациях: его, взрослого, зрелого мужчину, одевают, как ребёнка, лишая возможности приобрести необходимые, доступные всем житейские навыки. Неудивительно, что он терпит забавную неудачу, пытаясь помочь супруге снять с головы модную шляпку…
И попробуй сказать комулибо из придворных, что твоё императорское тело ничем не отличается от тела любого другого человека - на лице у придворного сразу появляется выражение муки и панической растерянности; сам начинаешь испытывать чувство вины и бесконечной неловкости.
А ещё есть иностранцы - представители оккупационных властей и американской прессы - язвительные, грубые, беспощадные. Эти смотрят на императора Японии с детски откровенным изумлением - как на некую диковину и экзотическую невидаль, почти экспонат из собрания редких уродств.
И приходится терпеть их намеренно унизительные выходки. «Вот Ваш лучший друг, Ваше Величество», - говорит генерал Макартур и показывает портрет Гитлера. Остаётся только нахмуриться и ответить сердито и сухо: «Мы с ним никогда не встречались».
Однако более всего императора тяготит беспримерное одиночество: «Меня никто не любит, кроме жены и старшего сына». Абсолютный человеческий вакуум: божеству поклоняются, но любовь, дружба, чисто личные отношения в этом случае просто неуместны. Нет того, что так необходимо высокоинтеллектуальной личности, - опоры на свободное человеческое общение.