1. Т. е. когда он достиг совершеннолетия: в те времена
мальчик, которому исполнилось двенадцать лет, уже считался взрослым, в
ознаменование чего над ним совершался особый обряд, так сказать,
"конфирмации", заключавшийся в особом ритуальном обрезании волос,
носимых до сего времени длинными, в изготовлении из них прически, на
которую и надевался первый мужской головной убор - убор взрослого
мужчины.
2. Приведенное стихотворение настолько сложно по своему
содержанию, что требует обстоятельных объяснений, тем более, что даже
японская толковательная литература далеко не единодушна в раскрытии
истинного его смысла, особенно в отношении отдельных слов. Прежде всего
необходимо иметь в виду, что в ту эпоху, когда текстильная техника
носила еще вполне кустарный характер, окраска тканей и наведение узоров
на них производились ручным способом и довольно примитивным: на гладкий
камень накладывались различные травы и цветы, поверх их расстилался
холст, который имели в виду окрасить, а затем по нем проводили гладким
камешком, так сказать, натирая его. Сок находящихся под холстом растений
впитывался при этом материей, и на ней выступали и окраска, и узоры. Так
и была изготовлена та ткань, из которой была сшита одежда кавалера. При
этом эта ткань носила специальное название: "ткань Синобу", что может
означать как и то, что узоры и окраска ее были наведены посредством
особой травы, именуемой Синобу, так и то, что такие именно ткани
выделывались в местности Синобу, поставлявшей их в виде дани
императорскому двору. Особенностью же этих тканей было то, что они
отличались чрезвычайно путаным узором, прихотливыми переливами оттенков
- в целом лиловатого цвета. Это последнее обстоятельство дает
возможность автору поставить в связь два образа стихотворения - свою
одежду лиловатого цвета и упоминаемые фиалки. В результате получается
следующий смысл: "О ты, моя одежда,- лиловая с узорами; свой цвет ты
несомненно получила вот от этих фиалок, растущих на равнине Касуга. И
хотя узор твой и от них идет, но в своей спутанности и смятенности он
таков же, как и у ткани Синобу". Это первый смысл, переданный и в
переводе. Но необходимо помнить, что образ "молодых фиалок" с равнины
Касуга есть не что иное, как иносказательное обозначение "двух молодых
девушек, живущих в Касуга", в то время как слово "Синобу" означает и
понятие "любовного томления", томительной страсти. Отсюда новый смысл
стихотворения: "Мое платье не знает пределов смятенности своих узоров и
цветов,- хоть и окрашено оно фиалками с равнины Касуга, а может быть
даже именно поэтому. Так и сердце мое не знает пределов любовному
томлению, вызванному все теми же фиалками с равнины Касуга, т. е. вами,
молодые девушки".
3. Превосходила сердцем - в смысле: была очень искусна в
делах любви, с утонченными чувствами и умением усложнять и углублять
любовные переживания в хэйанском духе.
4. Т. е., по всей вероятности, почувствовал, что она не
верна ему, от чего и впал в унылые размышления.
5. Весенний дождь - унылый и долгий; так же тянутся и
так же нерадостны и мысли кавалера о любви к нему дамы.
6. Для понимания этого эпизода необходимо иметь в виду
два обстоятельства: связь между образом "пучок морской травы" и образом
стихотворения основана на игре слов: "морская трава" и "подстилка"
звучат по-японски одинаково; во-вторых, упоминание о рукавах, как о
таких подстилках, объясняется обычаем тех времен: в часы любовного ложа,
сняв одежды, подстилать их под себя.
7. Т. е. отправился в путешествие по восточным
провинциям острова Хонсю (главный остров Японского архипелага).
8. Название двух провинций в центральной части
Хонсю.
9. Этот подвижник, надо думать, был жителем столицы и
принадлежал раньше к тому же кругу, что и герои "Исэ". В те времена
бывали случаи удаления в отшельничество с целью предаваться духовному и
магическому деянию.
10. "Птица столицы" - миякодори,- так именовали на
Востоке этих птиц.
11. Фудзивара - знатнейшая фамилия той эпохи,
представляющая древнейшую родовую аристократию страны.
12. Согласно обычному толкованию этого эпизода, кавалер
этот успел в провинции Мусаси обзавестись новой любовью, но, не придавая
ей значения, продолжал хранить память об оставшейся в Киото
возлюбленной. Своими словами он хочет сказать: "Сознаться в измене тебе
- мне стыдно; ничего тебе не говорить - как-то неприятно: ведь мы
привыкли все говорить друг другу".
13. На конверте следовало бы обозначить, от кого
посылается письмо и откуда; он же ставит вместо всего этого слова
"стремена Мусаси", имея в виду при этом двойную цель: указать на свое
местопребывание - провинцию Мусаси, называя тот предмет, изделием
которого эта провинция славилась и который она будто бы поставляла в
виде дани императорскому двору; с другой же стороны, намекнуть на то,
что, несмотря на свою измену, он продолжает в сущности быть ей преданным
и верным и что она может в этом отношении так же спокойно полагаться на
него, как спокойно доверяет себя всадник искусно изготовленным стременам
Мусаси.
14. Слова "Мусаси стремена" здесь никакого особенного
значения для смысла стихотворения не имеют. Кавалер лишь вновь повторяет
тот образ, на котором были основаны и его приписка на конверте, и стихи
дамы.
15. Русскому читателю был бы несомненно более понятен
образ "парой голубков", но, к сожалению, "голубками" не исчерпываются
возможности сравнения двух любовников: японцам для этой цели служит
образ двух червячков - самца и самки, обитающих в одном и том же
шелковичном коконе. Два нежных тельца среди шелковистой оболочки,
прильнувших друг к другу,- образ, пожалуй, не без основания взятый для
подобного сравнения.
16. Вряд ли можно принимать всерьез это замечание
автора: стихи уже не так плохи с японской точки зрения, хоть и
принадлежат они деревенской красотке; к тому же и последующее ее
стихотворение - так напоминающее по мотиву и характеру провансальскую
"alba" - несомненно очень красиво и уместно.
17. Наоборот, стихотворение героя этого приключения
значительно уступает стихам дамы. Смысл его определенно иронический:
"Так же, как невозможно превращение той сосны в человека, немыслимо,
чтобы и я хоть на мгновение помыслил о тягости разлуки с тобой и
почувствовал желание взять тебя с собой".
18. Автор, по всему видно, пристрастен к герою. Не может
быть, чтоб дама - автор двух искусных стихотворений - не поняла смысла
чужих стихов. Замечание это - все то же стремление выставить даму в
смешном виде.
19. "Сердца тайны ее" - т. е. дамы, выступающей в
стихотворении в образе "Горы Любовных мечтаний".
20. Японские критики неизменно сопоставляют этот эпизод
с предыдущим, указывая, что автор искусно хочет показать два типа
женщины: обе, по-видимому, равные по положению, обе живут в глухой
провинции, но одна - героиня предыдущего рассказа - будто бы чрезвычайно
недалека, другая же - образец ума и чуткости. Она будто бы прекрасно
сознавала, что отвечать столичному кавалеру бесцельно: еще, пожалуй,
дождешься от него в конце концов стихотворения вроде: "если б сосна в
Анэва" или в этом роде,- и предпочла молчать.
