Страница: 3/10
На лице хозяина закусочной отразилось недоумение: можно, дескать, и
потом зайти. Но он этого не сказал. Заметил только:
- Ну и терпеливые же вы там, в Тохоку. Айда удивился, потому что
никогда не говорил а хозяину закусочной, откуда он родом.
- По говору понятно. Я в армии с ребятами с Тохоку служил... Все
погибли.
Айда молча вернулся к качелям. Отсюда ему был виден невзрачный переулок
на другой стороне улицы. За вывеской одноэтажного строения у входа в
переулок виднелись три окна второго этажа стоявшего позади дома, беленного
известкой. То, что посередине, было окном комнаты Миса. Она поставила в
комнате роскошную кровать и жила там вместе с черной кошкой по кличке Тама.
Кошку Миса привезла из деревни, а кровать купила, когда стала работать
в баре. Он помнил, как первый раз уселся на эту кровать. Ноги сами по себе
взмыли в воздух, и он стал раскачиваться вперед и назад, точно дарума
(Дарума - здесь: игрушка наподобие ваньки-встаньки.).
Айда очень удивился. Чем он там набит, этот матрас? Не думал, что
кровать может быть такой мягкой. Cначала он ощутил беспокойство, а потом
вдруг помрачнел. Теперь-то он понимал, что это было предчувствием беды.
III
- Отныне будет так: если на окне висит красное полотенце - я еще сплю,
беспокоить не надо.
Миса сказала это в конце лета, когда он однажды в десятом часу утра
постучался к ней в дверь.
- Если белое полотенце - ко мне можно подняться. А когда никакого
полотенца не видно, меня нет дома.
В тот день Миса спросила из-за двери:
- Это ты, Ко-тян (Ко-тян - уменьшительное от Кохэй.)? - и, помедлив
немного, сказала: - Подожди в саду.
До сих пор она всегда открывала ему дверь, даже если была в каком-то
колыхавшемся, прозрачном, как крылья мотылька, одеянии, и при этом говорила:
"Я еще сплю. Войдешь?" - "Подожду на улице", - отказывался он и ждал,
когда откроется окно в комнате Миса, выходящее в переулок. А в то утро она
не только не отворила ему дверь, но потом еще и отчитала его. Такого не было
с тех пор, как они уехали вместе из деревни.
"Может, в баре что случилось или чувствует себя плохо", - решил он,
направляясь, как она велела, в сад. Немного погодя прибежала Миса с
развевавшимися волосами, выкрашенными в каштановый цвет, и выпалила:
- Теперь будет так...
"О чем это она?" - подумал он. Оказалось, о полотенцах.
- Иначе я просто свалюсь от недосыпания. Мы с тобой живем в разных
мирах. И отдыхаем, естественно, по-разному. Ты должен понять меня.
И беглой токийской скороговоркой, которую она уже усвоила, Миса
выпалила все, что, видимо, давно уже наболело у нее на душе. Прежде ему и в
голову бы не пришло, что он будет вот так стоять перед ней и выслушивать
упреки. Поэтому он глядел на бледные без помады губы Миса и молчал. А когда
Миса остановилась, сказал:
- Я понял. Пусть будет так, как ты сказала.
Только не говори, что мы живем в разных мирах. Миса молчала, опустив
тяжелые, опухшие веки. Тогда он, чтобы разрядить обстановку, добавил весело,
загибая оставшиеся на правой руке пальцы:
- Значит, красный - стоп, белый - иди, а когда никакого сигнала -
возвращайся восвояси. Ну прямо как дорожные знаки.
