Памяти жертв атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки посвящается
Страница: 1/4
1. В АВГУСТЕ 45-ГО…
В далеком теперь 1945 году Вторая мировая война, самая ожесточенная, разрушительная и кровопролитная в истории человечества, война, которая обошлась человечеству в непомерную цену, наконец-то закончилась.
В том же году началась подготовка и к невиданным ранее судебным процессам − международным военным трибуналам. Второй из них, Токийский, начал свою работу в мае 1946 г. В нем участвовало 11 государств: США, Великобритания, СССР, Франция, Канада, Китай, Австралия, Новая Зеландия, Нидерланды, Индия и Филиппины.
Несмотря на то, что история человечества это фактически никогда не прекращающаяся вереница всевозможных войн − захватнических, отечественных, гражданских, национально-освободительных… − однако раньше никому не приходило в голову устраивать международные трибуналы над инициаторами тех вооруженных конфликтов и исполнителями их военных приказов (Как подсчитали сами историки, за последние несколько тысяч лет не было войн на нашей грешной земле лишь около двухсот (!) дней. Но скорее всего, цифры излишне оптимистичны: значительная часть исторических свидетельств просто не дошла до нашего времени. − Прим. авт.).
Не привлекали политиков и военных к уголовной ответственности по той простой причине, что, во-первых, сами войны никогда не обходились и не обходятся без всевозможных преступлений и их неизбежных жертв. И в этом отношении Вольтер, безусловно, прав: «Война есть бедствие и преступление, заключающее в себе все бедствия и все преступления».
А во-вторых, еще Карл Клаузевиц проницательно заметил, что «война есть продолжение политики другими средствами» (Карл фон Клаузевиц, (1780 − 1831), генерал-майор, немецкий военный теоретик и историк. − Прим. авт.).
Проще говоря, если судить за развязывание войн, то начинать следовало с политиков − «главной движущей силы» вооруженных конфликтов. Однако сами политики такую постановку вопроса считали и считают неприемлемой: с их точки зрения, они начинают войны, исходя из блага своей страны и высших государственных интересов.
Например, Советско-финляндская война 1939 − 40 гг. началась из-за того, что переговоры о переносе государственной границы от Ленинграда зашли в тупик (Граница тогда проходила всего в 32 км от города. Однако СССР не удалось военным путем решить ту проблему, и в конце концов ее все же решили политическими средствами: Финляндия уступила часть своей территории в обмен на большую территорию в Карелии. − Прим. авт.) .
Впрочем, в одном политики правы: кроме непрекращающихся войн были бы и непрекращающиеся судебные процессы над их инициаторами. Но стало бы меньше самих войн? Навряд ли: слишком велик соблазн завладеть богатыми ресурсами других стран.
Во время войны на «военные рельсы» переходит не только экономика, но и правосудие: действуют законы военного времени, которые фактически ставят вооруженных врагов вне закона, и потому никакой уголовной или гражданской ответственности за физическое уничтожение, нанесение увечий солдатам или порчу их имущества, не влекут. Не лучше обстоят дела и с мирным населением зон военных действий: гибель и увечья гражданских лиц неминуемы, и потому все те потери просто списываются на войну, как ее неизбежное зло. Ни в случае гибели граждан, ни тем более в случае утраты ими имущества − например, жилья, виновных в этом не ищут (Возбуждать уголовные дела или гражданские иски бессмысленно: таких дел бы было миллионы, однако предъявлять их было бы некому. − Прим. авт.).
По этой же причине невозможно кого-то привлечь к персональной ответственности и за разрушенные города, промышленные предприятия, железные дороги, мосты и всё прочее − в лучшем случае, тот счет будет предъявлен проигравшей стороне вооруженного конфликта после окончания войны.
Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль не был сторонником юридической волокиты, да и его мнение, высказанное им по поводу наказания для военных преступников, известно: главарей надо просто повесить, без суда и следствия (Несколько лет спустя, гибель Бенито Муссолини, некогда всемогущего диктатора фашистской Италии, почти в точности будет отвечать откровенным пожеланиям Черчилля: 27 апреля 1945 г. итальянские повстанцы захватят Бенито Муссолини и уже на следующий день расстреляют, без суда и следствия. Среди казненных окажутся не только близкие сподвижники дуче, но и его любовница − Клара Петаччи... Однако этого партизанам покажется недостаточным, и их кровожадность, по идее, должна полностью удовлетворить английского премьера: на следующий день тела казненных привезут в Милан, и на той самой площади, где в августе 44-го казнили итальянских коммунистов, Бенито Муссолини и Клару Петаччи повесят за ноги, а затем бросят в сточную канаву… История в высшей степени неприглядная, но тем не менее, Муссолини еще повезло: в конечном итоге его всё же похоронят на кладбище, пусть и на участке для неимущих, в отличие от многих его немецких единомышленников, от которых не останется ничего, даже пепла. − Прим. авт.).
Черчилль не зря противился самой идее публичных процессов над военными преступниками. Вот еще один пример, который наглядно иллюстрирует обоснованность его опасений. Именно на Нюрнбергском трибунале впервые «всплывут» так называемые секретные протоколы к пакту Молотова – Риббентропа, от которых потом руководству СССР придется открещиваться несколько десятков лет (Протоколы являлись секретными дополнениями к заключенному в 1939 г. Пакту о ненападении между Германией и Советским Союзом, и фактически являлись соглашением о разделе сфер влияния между государствами. В соответствие с теми протоколами СССР оккупирует страны Прибалтики, территории Западной Украины, Западной Белоруссии и пр. До Октябрьского переворота 1917 г. те земли являлись неотъемлемой частью Российской империи. − Прим. авт.).
Сэр Уинстон Черчилль был прав: показательные процессы над военными преступниками − вещь рискованная. С юридической точки зрения, обычно нет особой разницы между победившими и проигравшими странами: при желании, и тех, других можно обвинить во множестве тяжких преступлений, и не только в отношении международного права…
Всёпожирающий пожар Второй мировой войны, полыхавший почти 6 лет, ни по убитым и раненым военнослужащим, ни по количеству жертв среди мирного населения, ни по своей жестокости, ни по своему цинизму вообще не имел аналогов. И в других войнах, случившихся в том же XX веке, конечно, гибли тысячи и даже миллионы людей, но всё же счет жертвам на десятки миллионов еще не шел.
Скорее всего, именно эти чудовищные аспекты войны и подвигли страны-победительницы к столь необычному действу, как международные военные трибуналы.
Но не всё так просто. Если в отношении Третьего Рейха такой подход кажется вполне оправданным, то в отношении Японии − надуманным. В Стране Восходящего Солнца не было ни фашистской идеологии, ни самих фашистов, ни тем более − концлагерей с крематориями. Однако это не смущало страны-победительницы… (США и Великобритания завалили Токийский трибунал огромным количеством «документов», которые свидетельствовали о чудовищных потерях среди мирного населения стран Тихоокеанского региона − во многих из них счет шел на десятки и даже сотни тысяч невинных жертв. И как нетрудно догадаться, все те зверства как раз и случились после того, как молодая Японская империя лишила США и Британию их богатых заморских владений. Под властью же старых метрополий население тех колоний и протекторатов жили сытно, долго и счастливо. − Прим. авт.).
Конечно, Токийский трибунал выглядел фарсом, и этого его устроители не понимать не могли. «На войне − как на войне» и потому «белых и пушистых» победителей не бывает. Во всяком случае, опыт минувших тысячелетий свидетельствует именно об этом.
Однако самих победителей − и в первую очередь это относится опять-таки к США и Великобритании − мало занимала внешняя сторона затеянного процесса. И вот почему: Токийский международный трибунал не только давал возможность юридически закрепить итоги Второй мировой войны на Дальнем Востоке, но и уйти от ответственности за собственные преступления.
Советский Союз заморских колоний не имел, его новые приобретения из «японского наследства» были более чем скромны, однако и он поделился с Трибуналом «документами», из которых следовало, что Квантунская армия занималась террором в отношении мирного населения. Счет жертвам тоже шел на многие тысячи… Достаточно очевидно, что «документы», специально подготовленные союзниками для Трибунала, были недостоверны, сомнительны и преследовали собственные политические цели.
К этому следует добавить и еще один важный политический фактор. Токийский трибунал начинает свою работу в мае 1946 года, то есть спустя два месяца после того, как Уинстон Черчилль выступит со своей речью в Фултоне (Так называемая фултонская речь станет судьбоносной для союзников по Второй мировой войне. Именно оттуда берет начало «холодная война» и новая стратегия Запада в отношении Советского Союза и его военно-политического блока. − Прим. авт.).
И всё же, почему проигравшая Япония − в отличие, например, от другого ее союзника − Италии, где фашисты как раз и были у власти, попала под трибунал? Хотя больше это похоже на то, что она попала «под раздачу».
Причин здесь много. Но одна не вызывает сомнений: Японская империя начала «пошаливать» еще в конце двадцатых годов, во Вторую же мировую войну ввязалась для того, чтобы реализовать свои чрезвычайно возросшие, непомерные амбиции. Или − имперские, что, в общем-то, одно и то же.
Момент нападения на Пёрл-Харбор тоже был выбран правильно: в начале декабря 1941 г. никто уже не сомневался в том, что отборным дивизиям Вермахта удастся взять Москву. Во всяком случае, до 7 декабря того года военная машина Германии не знала поражений и с легкостью захватывала не только города, но и страны. И потому складывалось впечатление, что «блицкриг» заканчивается очередным триумфом Гитлера (Блицкриг − молниеносная война (нем.) − Прим. авт.).
Косвенно это подтверждает, например, и такой исторический факт: из Москвы началась эвакуация не только жителей, но и многих государственных учреждений… То есть, Сталин предвидел такой исход, хотя сам отказался покинуть столицу (Верховный главнокомандующий правильно оценивал не только крайне тяжелую военную ситуацию, но и морально-политические последствия эвакуации правительства: в этом случае боевой дух Красной Армии был бы сломлен, и потому катастрофа стала бы неизбежной. Ведь после падения Москвы, скорее всего, и Япония напала бы на СССР. В этом случае нашей стране пришлось бы сражаться сразу на двух фронтах и уже с двумя империями. − Прим. авт.).
Но история не терпит сослагательного наклонения: Москва выстояла, отборные дивизии Вермахта потерпели поражение, а Япония так и осталась «в засаде», не рискнув начать войну с нашей страной (Ирония судьбы: в 1945 войну Японии объявит Советский Союз, но это случится за считанные дни до окончания Второй мировой… − Прим. авт.).
В отличие от некоторых своих союзников, − например, Италии, − Япония нанесла своим противникам не только весьма болезненные для национального самосознания военные поражения, но и лишила их многих заморских территорий, имеющих стратегически важное, геополитическое значение, и богатых природными ресурсами. Именно этот аспект выходит на первый план, если рассматривать боевые действия в Индокитае, Полинезии и других странах того региона.
