Евгений Бакшеев. Н. А. Невский как исследователь культуры Окинавы. Часть 1

Невский родился в г. Ярославле 18 февраля 1892 г. по старому стилю; в XIX в. разница между юлианским и григорианским календарями составляла 12 дней, таким образом, эта дата соответствовала 1 марта; в XX-XXI вв. эта разница составляет уже 13 дней, и 18 февраля соответствует 2 марта.

Н. А. Невский принадлежит к плеяде великих российских японоведов начала XX в. (Конрад, Елисеев, Розенберг, Поливанов и др.). 14 лет он изучал в Японии традиционную и народную культуру различных регионов этой страны и, фактически, стал одним из «отцов-основателей» японской этнографии и фольклористики. Среди многих аспектов воистину титанической деятельности Невского мне, лично, ближе его исследования по культуре Рюкю (Окинавы), главным образом, островов Мияко, и я уже много лет занимаюсь изучением этого наследия. Мне уже доводилось писать об исследованиях Н. А. Невского по культуре Рюкю (см., к примеру, мою статью «Острова этнографических сокровищ: Культы и верования островов Мияко, Окинава» в журнале «Япония: Путь кисти и меча», 2003 г., N 4). В течение последних лет, изучая культуру и этнографию Рюкю и наследие Невского, стажируясь в научных центрах и университетах Японии и Окинавы, я много раз бывал на различных островах Окинавы (главным образом, на Мияко) и Амами. Получилось так, что результаты своих разысканий о Н. А. Невском как исследователе культуры Окинавы мне чаще приходилось излагать в статьях и выступлениях по-японски (см. ПРИЛОЖЕНИЕ 1). Думается, некоторые из них будут небезынтересны и читателям сайта «Загадочная Япония», вниманию которых я предлагаю новейший – дополненный и улучшенный – вариант своей статьи.

Как заметил один российский японовед, «многие занимались Невским»; это замечание, безусловно, справедливо. Такие отечественные ученые как Л. Л. Громковская, Е. И. Кычанов, А. М. Кабанов, Л. М. Ермакова, В. М. Алпатов, А. М. Решетов, Н. С. Шевтелевич и другие сделали многое для того, чтобы научное наследие Невского стало известным на родине ученого. В отношении исследований Невского по культуре Рюкю, эта благородная деятельность, в основном, шла по биографической, публикаторской и переводческой линиям, что само по себе чрезвычайно важно. При этом за исключением работ по лингвистике (статьи В. М. Алпатова) и, отчасти, этнографии (статьи А. М. Решетова) материалы Невского по фольклору, этнографии и культуре Мияко еще не стали в полной мере предметом научного исследования.

Очевидно, что для этого есть несколько объективных причин. Во-первых, многое из наследия Невского, похоже, утрачено, а сохранившееся покоится в российских и японских архивах, доступ куда ограничен. Во-вторых, большинство работ Невского не закончены, а многие остались только в виде набросков или рукописных заметок, сделанных в полевых условиях, а, следовательно, требующих расшифровки. В-третьих, для фонетической записи фольклора Мияко Невский использовал разные системы обозначений, малопонятные для неспециалистов; таким образом, немногие могут правильно прочитать эти записи. Приведу только один пример: «jo:z» многие прочитают как «дзё:з», хотя на самом деле это звучит примерно как «ё:й» и соответствует японскому «ивай», что означает «празднество», по Невскому, «чествование» (см. Н. А. Невский «Матерьялы для изучения говора островов Мияко», по факсимильному изданию мэрии г. Хирара, о. Мияко, 2005 г.; далее: Материалы т.1., с.285). В-четвертых, за годы, прошедшие после гибели Невского, на родине ученого до последнего времени исследования культуры Рюкю (в том числе, Мияко) не проводились; естественно, что даже высокий профессиональный уровень публикаторов и комментаторов его работ - без знания языка и культуры этого региона – не всегда гарантирует адекватное понимание этих текстов и полевых записей Невского. Да и комментарии самого Невского к записям фольклора подчас требуют квалифицированных разъяснений (а что уж говорить о текстах без всяких толкований ученого!).

Экспедиции Н. Невского на о-ва Мияко

В частности, сведений о посещении Невским о-вов Мияко, казалось бы, опубликовано – как на родине ученого, так и в Японии - немало. Однако, на самом деле, эти сведения весьма неполны и довольно противоречивы; в Японии и на самом Мияко до сих пор иногда оперируют неточными датами жизни и смерти Невского (так, на выставке в музее г. Хирара, посвященной истории Мияко, был устроен стенд об исследователях местной культуры; дата смерти Невского, взятая, скорее всего, из книги Като Кюдзо «Тэн-но хэби» [«Небесная змея. Жизнь Николая Невского». Токио, 1976] была указана неверно).

До сих пор достоверно неизвестно, какие острова Рюкю, кроме группы Мияко и о. Окинава, Невский посетил, например, был ли он на о. Исигаки и других островах из группы Яэяма. Материалы по фольклору о-вов Яэяма, имеющиеся в архиве Университета Тэнри (Япония), он мог получить от своих корреспондентов, напрямую от информаторов-уроженцев этих островов, или же взять из публикаций японских этнографов или местных фольклористов (например, Мияра То:со:).

До сих пор неясны даже точные сроки пребывания Невского на Мияко. Между тем, зная эти сроки, можно было бы определить, в частности, какие общинные календарные обряды (аналог японским праздникам мацури), которые здесь всегда проводились и до сих пор проводятся по лунному календарю, Невский мог бы наблюдать.

Для полевых экспедиций Невский использовал летний отпуск от работы в университете, поэтому сроки всех поездок приходились на период с конца июля и примерно до середины августа. Этот период может частично совпадать с седьмым месяцем лунного календаря, когда, а именно с 13 по 15 число, проводится праздник поминовения усопших – на местном диалекте, - ссюгацу (яп. ситигацу); как пишет сам Невский, ссюгацу - «праздник усопших в седьмом месяце, соответствующий японскому bon-macri» (Материалы, 2:229). Этому празднику уделено еще несколько словарных статей «Материалов», в которых описаны мелкие детали этого праздника (см. Материалы 1:281, 479); еще несколько статей посвящены культу предков на Мияко (см. Материалы 1:161, 238, 285, 349; 2:447); можно предположить, что Невский мог наблюдать этот праздник, и уж совершенно точно он видел алтарь с табличками покойных предков (см. Материалы 1:349). Однако, на Мияко, как на других островах Рюкю, седьмой месяц лунного календаря именно из-за праздника усопших считается «нечистым», и важнейшие общинные обряды в святилищах утаки, посвященные божествам не проводятся.

Опубликованные Л. Л. Громковской песни и другие образцы фольклора Мияко содержат даты их записи (июль-август), но часто без указания года, поэтому точная датировка затруднительна (см. Н.А.Невский. «Фольклор островов Мияко»; далее: Фольклор). Фрагменты дневников и путевых заметок Н. Невского (см. Громковская Л. Л., Кычанов Е. И. «Николай Александрович Невский»), обнародованные Л. Л. Громковской, имевшей доступ к их оригиналам, также часто не содержат точных дат. Сведя воедино и проанализировав разрозненные, отрывочные и, часто, противоречивые данные, опубликованные на русском и на японском языках, и результаты своих собственных разысканий на Мияко, я попытался представить предварительную реконструкцию основных временных вех исследований Невского на Мияко.

Л. Л. Громковская справедливо указывает, что «интерес к Мияко появился у Невского значительно раньше, чем сумел он заняться этим вопросом вплотную». Она пишет, что Невский начал интересоваться Мияко уже на Хоккайдо, где он работал преподавателем русского языка в Высшем коммерческом училище г. Отару (май 1919 г. – начало 1922 г.), а встреча с Камиунтэн произошла во время одной из поездок в Токио (Фольклор, 176). Громковская, цитируя дневниковую запись Невского от 30.12.1922 г., считает, что «первые свидетельства интереса Невского к Мияко» обнаруживаются в самом конце 1921 г., когда он со слов студента учительского института, уроженца Мияко, по имени «Уиунтин Кэнгфу» записал сказку (текст на диалекте Мияко с комментарием сохранился в архиве ученого) (Фольклор, 175-6; у Невского Uiuntin Kenfu; сейчас в Японии это имя принято произносить как «Камиунтэн Кэмпу»; позднее он сменил фамилию на Инамура; впоследствии известный исследователь истории и культуры Мияко). Действительно, Невский, как он сам пишет в письме к Такаги Сэйити от 10.02.1922 г., приехал в столицу во время зимних каникул; в день написания письма он как раз обобщал данные по диалекту Мияко, полученные примерно в течение 1 недели от Уиунтина. Он считает, что Мияко – «край очень богатый лингвистическим и этнографическим материалом» и обязательно хочет поехать туда летом этого года и провести полевые исследования (см. Икута, 177). Като, ссылаясь на ту же запись Невского, пишет, что ученый находился в Токио в самом конце 1921 г. – начале 1922 г. (20.12.21 г. Невский был еще в Отару) и занимался изучением как диалекта Мияко, так и айнского языка, что было тогда для него приоритетом (у Киндаити Кёскэ; в новом году он намеревался встретиться с ним еще два раза); Уиунтин пришел в 10 часов утра и ушел в три часа дня (Като, 133), т.е занятия были весьма интенсивные.　Тем не менее, Невский в письме к Янагида сетовал на недостаточность материалов, полученных от Уиунтина за «1 неделю», как в плане фонетики, так и морфологии диалекта (письмо не датировано, возможно, оно было написано во 2-3-й декадах февраля, но очевидно, что до конца марта, когда Невский жил еще в г.Отару на Хоккайдо; см. Фольклор, 176; Като 135).

На самом же деле, интерес к языку и культуре Мияко и, в целом, Рюкю у Невского, похоже, возник еще раньше. Со слов самого Камиунтэн, Невский, познакомившийся с ним в доме Янагида Кунио, стал брать у него уроки диалекта Мияко еще летом 1919 г. В 1975 г. в г. Наха Като встретился с 82-летним Камиунтэн, который рассказал, что Невский специально искал уроженца Мияко, - а не просто выходца с Окинавы; Камиунтэн обучал Невского, приехавшего в Токио на летние каникулы, диалекту Мияко летом 1919 г. примерно месяц почти каждый день по два часа в послеобеденное время в гостинице недалеко от Гиндзы. Эти занятия продолжались и впоследствии, когда Невский приезжал в Токио. Хотя старец Уинтин пребывал в «отличном состоянии здоровья и твердой памяти», Като склонен списывать эти расхождения на его забывчивость (см. Като К. Небесная змея, 136).　

Но есть и другие факты; так, уже в 1919 г. Невский поддерживает оживленную переписку с Хигасионна Кандзюн (1882-1963 гг.), известным историком с Окинавы (у Громковской «некий Хигасионно, который тоже увлечен этнографией». - Громковская, Кычанов, 95). Так, в письме к Хигасионна (в русском переводе «Фидзяунна Квандзюн») от 8 октября 1919 г. Невский благодарит за присланную книгу　(『琉球語便覧』 «Руководство по изучению языка Рюкю», 1916 г.)　и пишет об изучении им под руководством Хигасионна рюкюско-японского словаря придворной лексики королевства Рюкю «Конко: кэнсю:» (『混効験集』 «Собрание результатов смешения», 1711 г.), а также диалектов и земледельческих верований Рюкю (см. На стеклах вечности: Николай Невский. Петербургское востоковедение. Вып.8; далее: ПВ, с.340). В письме к тому же Хигасионна (в русском переводе «Хигасионно Кандзюн») от 27 марта 1920 г. он благодарит за присланное письмо (от 10 марта); Невского интересуют песни оморо и песни островов Яэяма, окинавские шаманки юта и духи деревьев кизимун, свадебные обряды (ПВ, 350-1; Луна и бессмертие, 176-7). В сборнике статей и писем Невского, изданного в Японии под названием «Цуки то фуси» («Луна и бессмертие». Токио, 1971), также есть его не переведенное на русский язык письмо к Хигасионна от 4 марта 1920 г., в котором затронуты вопросы, обсуждаемые позже в письме от 27 марта 1920 г. (Луна и бессмертие, 146-8).

Однако с культурой Рюкю Невский познакомился еще раньше: осенью 1917 г. он читает в библиотеке Уэно книгу Иха ФУЮ «Рюкю в древности», опубликованную в 1911 г. (Громковская, Кычанов, 57). Танака Мидзуэ отмечает, что, если он читал ее переиздание 1916 г., то к нему прилагался и «Конко: кэнсю:» (Окинава бунка 40:2, 177).

В те годы, когда Невский был в Японии, там уже активно развивались исследования культуры о-вов Рюкю (Окинавы), которые подразделяются на несколько географо-культурных зон: о-ва Окинавы, о-ва Мияко и о-ва Яэяма. При этом, если культуру о-вов Окинавы глубоко исследовал Иха Фую, а о-вов Яэяма – Мияра То:со:, то о-ва Мияко, фактически, оставались вне поля внимания японских ученых (если на считать Тадзима Рисабуро:). Невский приступил к исследованиям на островах Мияко, как считается, по совету родоначальника японской этнографии Янагида Кунио, - который полагал, что на Окинаве сохранились образцы древней японской культуры. Русский ученый совершил три экспедиции на Мияко – в 1922, 1926 и 1928 гг. - и посетил, по всей видимости, следующие острова из этой группы: Мияко, Икэма, Ирабу, Тарама, и, возможно, Минна.

Есть некоторые указания на то, что он побывал также и на о. Исигаки из другой группы островов – Яэяма; Невский занимался изучением диалекта о. Исигаки (сам Невский пишет: «ссылка на говоры Яэяма голословна, так как мне приходилось делать наблюдения с говором главного острова Яэяма – Исигакидзима». – ПВ, 284); о посещении Невским о. Исигаки упоминает – без указания на какой бы то ни было источник - А. М. Кабанов (см. Кунсткамера, 263); биограф Невского Л. Л. Громковская нигде об этом не пишет.

В открытке, написанной в «Нанъё: рёкан» 《南陽旅館》в г. Наха и адресованной к Исихама Дзюнтаро, 18 августа 1926 г., т.е. на следующий день после отъезда с Мияко, он пишет: «Как и в прошлый раз, я побывал только на Мияко. Море было неспокойным, и я отказался от поездки на Яэяма» (см. Икута 164).

Казалось бы, поездке на о. Исигаки есть логичное объяснение: о-ва Яэяма – своего рода «мостик» между о-вами Тарама и Минна, отдаленными от основной группы Мияко, и о.Тайвань (Формоза), где Невский побывал летом 1927 г. и изучал язык и фольклор аборигенов цоу. Как пишет сам Невский, сообщение островов Мияко «с собственно рюкюскими островами (очевидно, имеются ввиду острова группы Окинава; см. ПРИЛОЖЕНИЕ 1. – Автор) и далее с Японией поддерживается более или менее регулярными рейсами парохода «Яэяма-мару» (в бойкое летнее время наряду с ним иногда работает еще «Мияко-мару»)…., который из порта Нафа (яп. Наха. - Автор) (на главном острове Окинава) идет мимо Мияко и Яэяма на Формозу… При благоприятных условиях … почти каждые десять дней…» (ПВ, 283). Однако, по свидетельству самого Невского, в середине июля 1927 г. он прибыл на Тайвань на корабле из г. Кобэ «на четвертый день» пути (в письме к Л. Я. Штернбергу от 4 июля 1927 г. он сообщал: «14-го числа собираюсь поехать на Формозу …». - Громковская, Кычанов, 123), т.е. он смог бы побывать на о. Исигаки только во время короткой стоянки судна. В открытке с изображением корабля «Мидзухо-мару» на линии Кобэ-Килун к Исихама Дзюнтаро, написанной и отправленной 15.07.27 г., он пишет, что «вчера (т.е. 14.07.27 г.. - Автор) благополучно добрался до Кобэ …». Очевидно, открытка написана на борту этого судна (в тот год это судно впервые вышло на этот маршрут) и отправлена в одном из портов по пути следования (скорее всего, г. Кагосима). Публикатор письма ошибочно считает, что открытка написана на следующий день после возвращения из поездки на о. Тайвань (Икута 164).

До последнего времени по пути от г. Осака до о. Тайвань океанский лайнер заходил – в южной части Рюкю - в порты Наха (о. Окинава), о. Мияко, о. Исигаки на 1-2 часа (он, кстати, не останавливался на о. Тарама). Проведя на Тайване «почти целый месяц», Невский, по всей видимости, также, надолго нигде не останавливаясь, вернулся в Японию (в Осака) в середине августа 1927 г. (Громковская, Кычанов, 124, 129). (Ю. Л. Рифтин пишет, что «мы не знаем, почему из языков тайваньских аборигенов Невский выбрал для изучение именно язык цоу, скорее всего потому, что этот язык до того не был исследован…». – ПВ 551).

Теоретически Невский мог побывать на о. Исигаки во время первой экспедиции на острова Мияко в 1922 г., когда он находился на о. Тарама (см. ниже), который расположен на полпути между двумя группами островов Мияко и Яэяма, - тем более, что точная дата отъезда ученого с Мияко пока не известна, - но достоверных свидетельств не имеется. Тщательное изучение дневников Невского и других материалов из его архивов, надеюсь, позволит разгадать и эту загадку.

Следующая страница (2/3)

Переход к странице: [ 1 | 2 | 3 ]