Страница: 1/15
В пятую луну рукава всегда влажны от весенних дождей, а в том году
влаги выпало даже больше, чем осенью, когда обильна роса, - то были
слезы моего отца, дайнагона, неутешно горевавшего по покойному государю.
Человек, раньше не проводивший без женщин ни одной ночи, теперь
полностью отказался от всех любовных утех, забросил развлечения, пиры...
"Не по этой ли причине он так неузнаваемо исхудал?" - тревожилась я. В
пятнадцатый день пятой луны отец возвращался с богослужения в Отани,
когда его слуга-скороход и прочие челядинцы заметили:
- Лицо у вас совсем пожелтело... Что с вами? Отец и сам нашел это
странным, призвал лекаря, и тот сказал, что отец захворал желтухой.
"Этот недуг часто возникает из-за сильного горя..." - пояснил лекарь.
Больного стали лечить, усердно делали прижигания моксой, но день ото дня
ему становилось хуже. В довершение беды в это самое время, в начале
шестой луны, я убедилась, что жду ребенка, страшно перепугалась, но,
разумеется, не решилась сообщить эту новость больному. Он говорил:
- Чувствую, что на сей раз уже не встану... Умереть как можно
скорее, стать спутником покойного государя - вот единственное мое
желание! - и не хотел возносить молитвы о выздоровлении. В первое время
отец оставался в нашей городской усадьбе Роккаку-Кусигэ, но в седьмую
луну, вечером в четырнадцатый день, переехал в загородную усадьбу
Кавасаки. Мои маленькие братья и сестры остались согласно его воле в
столице - отцу хотелось в одиночестве подготовиться к смертному часу.
Только я одна, как старшая дочь, безотлучно находилась у ложа больного.
Меня уже тошнило, пища внушала отвращение, есть совсем не хотелось, отец
всячески меня ободрял, а вскоре, сам догадавшись о моем положении, прямо
спросил: "Ты в тягости?" И когда он узнал, что я и вправду беременна, в
нем проснулась жажда жизни. "В таком случае хочу жить!" - решил он, и
если раньше решительно запрещал всяческие богослужения, то теперь сам
заказал семидневный молебен о продлении жизни в главном храме на Святой
горе Хиэй, ритуальные песнопения в Семи храмах, Хиёси, целодневное
чтение сутры Высшей мудрости, Хання-кё, в храме Ива-Симидзу, а в храме
Камо-Кавара приказал воздвигнуть каменную ступу[1]. Все это он
предпринял не потому, что сожалел о собственной жизни, а лишь затем, что
стремился увидеть, как сложится дальнейшая моя участь - ведь я носила
семя самого государя. Поняв отца, я еще острее осознала свою
греховность[2].
В конце луны отцу стало как будто полегче, я несколько успокоилась
и снова на некоторое время уехала во дворец. Узнав, что я в тягости,
государь стал ко мне еще ласковее, но я с невольной тревогой думала:
долго ли будет длиться его любовь? А тут еще случилось, что в эту
шестую луну скончалась родами госпожа Микусигэ. Со страхом узнала я эту
новость - ведь и мне предстояли роды, - к тому же болезнь отца все еще
внушала мне опасения. "Что будет со мной, если его не станет?" -
неотступно терзали меня горькие думы. Меж тем незаметно подошла к концу
и седьмая луна.
