Страница: 2/15
Помнится, был вечер двадцать седьмого дня.
- Пора спать! - сказал государь и позвал меня с собой в
опочивальню. Мы остались вдвоем, можно было никого не стесняться, и
государь проникновенно беседовал со мной о делах нынешних и
минувших...
- Непостоянство - извечный закон нашего мира, - говорил он, - и
все же болезнь твоего отца печалит меня до глубины души... Как бы мы ни
жалели о дайнагоне, навряд ли он выздоровеет. С его кончиной ты станешь
круглой сироткой, совсем беззащитной... Бедняжка, как я тебя жалею! Я
один о тебе позабочусь, ты мне близка и дорога! - со слезами на глазах
говорил государь. Его ласковые слова успокоили меня, и в то же время вся
боль, все тревоги, которые я так долго, молча скрывала, как будто разом
нахлынули на меня, и мне стало так горько, что казалось, сердце не
вынесет, разорвется... Была темная, безлунная ночь, только на дворе чуть
заметно светились огоньки, дворец погрузился во мрак, и в этой темноте
за полночь длилась наша беседа на ночном ложе. Вдруг послышались громкие
шаги: кто-то шел по веранде, окликая меня по имени.
- Кто там? - спросила я. Оказалось, что из усадьбы Кавасаки
прислали человека с известием - отцу внезапно стало хуже, он при
смерти.
Торопливо, в чем была, я покинула дворец и по дороге чуть не сошла
с ума от страха, что опоздаю, не застану отца в живых, а дорога была
такой бесконечной! Мучительно тяжелым показался мне этот путь,
точь-в-точь как если б я пробиралась сквозь непроходимые чащи в краю
Адзума на востоке! К счастью, когда мы наконец приехали, я услышала, что
отец еще жив.
- Моя жизнь подобна росинке... Повиснув на кончике лепестка, она
ждет лишь дуновения ветра, чтобы упасть и исчезнуть... Но видишь, я еще
жив. Горько причинять вам всем столько хлопот... И все же, с тех пор как
я узнал, что ты в тягости, мне больно уходить, оставлять тебя одну в
целом свете... - горевал больной, проливая малодушные слезы. В это время
ударил колокол, возвестив середину ночи, и почти в тот же миг раздался
голос: "Поезд его величества!" От неожиданности больной совсем
растерялся.
Я поспешно выбежала и встретила подкатившую к дому карету.
Государь прибыл тайно, в сопровождении всего лишь одного придворного и
двух стражников. Как раз в этот миг поздний месяц двадцать седьмого дня
взошел над зубцами гор, ярко озарив фигуру государя, он был в
повседневном сером траурном платье. Увидев этот наряд, я поняла, что
решение приехать было принято внезапно, и преисполнилась благодарности,
сочла его посещение за честь для нашего дома.
