34
В давние времена кавалер той даме, с которой связь порвалась не по
причинам сердца:
"Краткий миг свиданья
мы вместе завязали
узлом крепким...
И пусть в разлуке мы,-
потом ведь встретимся с тобою!"
35
В давние времена кавалер даме в ответ на слова: "ты, верно, забыл
уж" -
"По тесной лощине
до самой вершины
вьется лиана...
"Конец" - говоришь ты, а я -
и не думаю вовсе!" [42]
36
В давние времена кавалер познакомился с дамой, любовью игравшей.
Не уверен, что ли, в ней был он,- но только:
"Если ты не со мной,-
не развязывай нижней шнуровки,
хоть и будь ты вьюнком,-
цветочком, не ждущим
вечерних теней..."
В ответ она:
"Ту шнуровку, что вдвоем
завязали мы,
одна я, вплоть до встречи
с тобой, и не сумею,
видно, развязать!"
37
В давние времена Ки Арицунэ, куда-то уехав, не возвращался долго,
и вдруг ему:
"Из-за тебя я привык
к думам тоскливым.
Не это ли люди,
что в мире живут,
"любовь" называют?"
И Арицунэ в ответ:
"Из-за меня, говоришь?..
Из-за того, кто и сам
столь неопытен,
что у людей спросить должен:
что ж такое любовь?"
38
В давние времена жил микадо - микадо Сэйин по прозванию.
Августейшую дочь его звали Такаико. Принцесса эта скончалась, и в ночь
похорон кавалер, живший рядом со дворцом, взглянуть собираясь на них, с
дамой вместе - в ее экипаж усевшись - сюда подъехал. Долго он пробыл, а
похоронная процессия все не выходила. Вздыхая, готов был он уже
прекратить ожидание, и здесь, в этот миг, известный повсюду как любовный
игрец, Минамото Итару, который явился также сюда посмотреть и, экипаж
кавалера приняв за дамский, к нему приблизился и всячески старался игру
начать,- в миг этот Итару, светлячка поймав, его бросил к ним в
экипаж.
Сидевшая там дама, опасаясь, как бы при свете светлячка ее не
увидали, его потушила. А сидевший с ней кавалер:
"Процессия выйдет - и всё
на свете этом для принцессы
окончится ведь свет погас...
Ты слушай плач: неужeли годы
уж все для ней прошли?"
А Итару в ответ:
"Да, в самом деле, слышу,
как жалобно рыдают.
Но то, что свет погас -
вот этого уж я
не знаю, право" [43].
Так он ответил. Для стихотворения первого в свете любовного игреца
это было поистине обыкновенно.
