97
В давние времена жил один великий канцлер. Ему служивший кавалер в
сентябре, ветку сливы изготовив и к ней фазана прикрепив[137],-
почтительно поднес:
"Для тебя, государь,-
что опора моя,-
цветы, что я рву,-
года времен
не различают совсем!"
Так сложил он, и канцлеру чрезвычайно стихи понравились, так что
он тому - служившему ему - пожаловал награду.
98
В давние времена, в день состязаний на ристалище правой гвардии, в
стоящем напротив экипаже, из-под нижней занавески, слегка виднелось лицо
дамы[138], и кавалер, в чине тюдзё бывший, так сложил:
"Не вижу" тебя - не скажу,
и "вижу" сказать не могу...
Придется бесплодно весь день
в тоскливых мечтах провести мне
с любовью к тебе..."
А дама в ответ:
"Знаешь, кто я, иль нет,-
зачем же тут бесплодно -
так различать?
Любовь одна должна служить
верным руководством!"
Впоследствии он узнал, кто она.
99
В давние времена кавалер проходил как-то между дворцом Корёдэн и
другим, и из покоя одной благородной дамы ему сказали: "Называешь ты
"траву забвения" травою "тайны"?" - и с этими словами траву ту ему
показали. Кавалер, траву взяв[139]:
"Ты видишь, вероятно,
что поле все покрыто
забвения травой...
Но эта тайна лишь одна
и в будущее вера!"
100
В давние времена жил некий человек, Аривара Юкихира по имени, пост
занимавший офицера левой дворцовой гвардии. О том прослышав, что в доме
у него вино хорошее имелось, много придворных кавалеров к нему
приходило, чтоб пить.
В день этот он, хозяин, устроил пир в честь
сатюбэна[140], Фудзивара Ёситика по имени. Был человек со
вкусом он, и цветы в вазы понаставил. Среди цветов тех были прекрасные
глицинии. Цветущие их ветви в длину имели около трех футов и шести
дюймов.
Взяв их за тему, все стихи слагали.
Когда уже слагать кончали, явился брат хозяина, услышав, что тот
устроил пир, и, схвачен будучи, заставлен оказался и он стихи сложить Не
знал, конечно, он искусства стихосложения, отчего этому и противился,
но, насильно будучи заставлен, так сложил:
"Как много укрылось
Здесь под цветами
в цвету...
И блестящей, чем прежде,
глициний цветы!"
"Почему ты так сложил?" - его спросили, и он ответил: "Блеск и
слава первою канцлера теперь в полном расцвете, и я сложил стихи, в виду
имея то, что род "глициний" теперь особенно цветет". И все перестали его
бранить[141].
