Страница: 5/8
Он почувствовал, что краснеет. И с удивлением заметил, как Хидэ тоже
зарделась у него на глазах. Он почему-то смутился, однако не придал этому
значения.
- Поживешь в городе года три и тоже станешь настоящей женщиной, -
сказал он.
Он продолжал есть каштаны, а когда поднял глаза, увидел, что Хидэ стоит
у окна и смотрит на море. Она уже не смеялась. Румянец погас на ее щеках.
Профиль ее был печален - никогда прежде он не видел ее такой печальной. У
него заныло сердце.
- Что с тобой? Каштанов больше не хочешь?
- Нет, каштанов больше не хочу, - сказала Хидэ, щурясь на море. И,
помолчав, прошептала: - В городе, говоришь...
Он понял, что сказал не то, что надо. Жестоко говорить девушке на
выданье, обреченной жить в глуши: "Поживешь в городе года три..." Но не мог
же он сказать, что она должна похоронить себя в деревне ради безнадежно
больной матери.
- Ну ладно, не огорчайся. Скоро и ты переедешь в город. Потерпи
немного.
Он думал утешить сестру и не предполагал, что она рассердится, а Хидэ
вдруг совершенно неожиданно вспылила:
- Ты хочешь сказать, подожди, мол, пока матушка умрет?
Он вздохнул и промолчал. Они долго молчали.
VI
Под вечер Ресаку повел Хидэ на берег моря, хотел развлечь ее немного.
Место было не такое уж примечательное - холодная северная бухта, - однако
прогулка сверх ожидания чудесным образом подняла настроение Хидэ. Уже само
море было ей в диковинку. Хидэ собирала мелкие ракушки на прибрежном песке,
играла с набегавшей волной, рисовала палочкой на мокром песке картинки и
иероглифы - словом, забавлялась, как дитя, хотя даже здешние дети старше
пяти лет не стали бы развлекаться таким образом.
Глядя на Хидэ, он успокоился, и в то же время чувство жалости к ней
усилилось. "Я должен много работать, - подумал он. - Буду прилежно трудиться
и заберу тогда мать и сестру в город".
В тот же вечер он отвел Хидэ в баню. В деревне было бы достаточно и раз
в два месяца посидеть в бочке с горячей водой, а тут приходилось ходить
чаще. Хидэ обещала мыться всего час, однако он прождал ее у бани лишние
полчаса.
Наконец Хидэ выбежала из бани, на ходу извиняясь. Увидев ее, Ресаку
вытаращил глаза от изумления. Перед ним стояла совсем другая девушка. То ли
оттого, что волосы ее были чисто вымыты, или потому, что она раскраснелась
после бани, только Хидэ была совсем не похожа на себя.
- Ну вот и красавицей стала, правда? - сказал Ресаку.
Хидэ усмехнулась и показала ему язык. Даже губы ее были теперь очерчены
по-другому.
- Моюсь, моюсь, а грязь все не слезает. Вот потеха! У них в деревне
вместо "Вот стыд-то!" говорили:
"Вот потеха!" Знакомое словечко напомнило Ресаку родной деревенский
вечер.
