Страница: 12/16
День 5-й. Сегодня наконец из Нада, что в Идзуми, направляемся к стоянке
Одзу[57]. И сосняк на берегу, и взгляд стремятся вдаль. Каждый из
нас томится, и вот сложены стихи:
Идем, идем,
А все уйти не можем
От сосняка на берегу,
Что в бухте Одзу,-
Словно все прядет его любезная моя.
Так и продвигаемся, переговариваясь друг с другом, а тем временем
раздается команда: "Гоните судно быстрее, пока погода хорошая!" И тогда
кормщик, обратясь к корабельщикам, говорит: "Поступил приказ с самого
корабля: прежде чем задует утром ветер северный, бечеву тяни быстрей!" Слова
эти, напоминающие стихи,- непроизвольные слова кормчего. Кормчий ведь
специально не думал: вот, мол, теперь я произнесу что-нибудь вроде стихов. А
те, кто слышал, заметили: "Удивительно! Вот ведь высказался, прямо как стихи
прочитал!" А когда попробовали записать, действительно: тридцать и один слог[58].
Сегодня не поднимаются ветер и волны: подействовало, что люди целый
день молятся: "Не вставайте, о волны!" Только что было место, где собираются
и резвятся чайки. В избытке радости от приближения к столице один ребенок
читает стихи:
Знаю я: это из-за молений
Наступило затишье от ветра.
Только странно одно -
Даже чайки
Мне кажутся пеною волн!
Корабль все продвигается, и вот видна прекрасная сосновая роща в
местности Исидзу; и далеко тянется песчаный морской берег.
Потом проходим окрестностями Сумиеси[59]. Один человек
слагает:
Едва взглянув,
Я сразу понял,
Что, прежде чем сосна
Из бухты Суминоэ,
Я старости достиг[60].
И тут мать той, что ушла в прошлое, прочла, ибо не забывала ее ни на
день, ни на час:
Подведите корабль
К Суминоэ.
Я не знаю, бывает ли прок
От забвенья травы...
Мне ее бы пойти и нарвать![61]
Это никак не значит, что она стремится позабыть дочь; это должно
означать, что, отдохнув немного от чувства тоски, она станет тосковать с
новой силой.
Пока, переговариваясь так или погрузившись в задумчивость, мы
продвигались вперед, внезапно подул ветер, и, сколько ни старались гребцы,
корабль все отступал, отступал назад и едва не затонул.
- Эти пресветлые боги из Сумиеси,- промолвил кормчий,- известны,
наверное, вам[62]. Чего-то, видимо, им захотелось.
Какие-то они новомодные[63]. Вот кормчий говорит:
- Извольте поднести нуса.
Как он и сказал, подносят нуса. И хотя исполнили все это, ветер ничуть
не перестал. Все больше дует ветер, все больше встают волны, ветер и волны
становятся опасными, и тогда кормчий опять говорит:
- Ваш корабль не двигается потому, что нуса не удовлетворяют богов.
Теперь поднесите им такого, что должно их обрадовать!
Опять сделали, как он сказал.
- Как нам поступить! - говорили мы.- Даже глаза у человека два, а
зеркало у нас одно-единственное[64]. Но поднесем и его! - И когда
с этими словами бросили его в море, стало жаль. Но как только это сделали,
море стало гладким, как зеркало, и тогда кто-то сложил стихи:
Неистовых богов сердца
Тотчас стали видны,
Лишь только зеркало
В бушующее море
Мы погрузили.
Это совсем не те боги, которых называют богами Суминоэ, травы забвения
и прибрежных молодых сосенок[65]. В зеркале мы явственно увидели
сердца богов. А сердце кормчего было таким же, как священные сердца богов[66].
