Страница: 1/7
В русскоязычной литературе о чайной церемонии, как правило, основное внимание уделяется ритуальной, философской, умозрительной стороне вопроса. В таком же аспекте рассматривается и чайный сад, являющийся неотъемлемой частью тя-но ю. При этом часто забывается, что родзи – это именно сад, со всем присущим ему своеобразием. В настоящей статье сделана попытка восполнить данный пробел.
| Росистая земля
Это только путь за пределы
Плывущего мира.
Сэн-но Рикю
«Росистая земля» - родзи… Сад для перехода в иную реальность, лишённую мирских забот, затмевающих сознание. Сад, призванный выполнять магическую функцию преобразования проходящего по нему человека. Тот, кто дал ему такое название, великий мастер чая Сэн-но Рикю, живший в XVI веке, не объяснил, почему это сделал. Его внук и продолжатель дела Сэн Сотан считал, что «росистая земля» - только поверхностное значение слова родзи, которое, действительно, состоит из двух иероглифов – «ро» - «роса» и «дзи» - «земля». Но истинный смысл кроется в другом понимании этих знаков. Иероглифом «ро» записывается ещё и слово «проявлять», а «дзи» может пониматься как «сущность». Таким образом, глубинный смысл термина родзи – «проявленная сущность», место, где выявляется истинная природа человека, сердце которого освобождено от мирской пыли. И это место – сад.
Сакральная функция японского сада прослеживается с древнейших времён. Это понятно, если вспомнить о трепетном отношении, которое японцы всегда испытывали к природе. И дело, видимо, не только в тонких метаморфозах сезонных перемен – весны, лета, осени, зимы, свойственных природе Японии, но и в чуткой восприимчивости самих японцев, не упускающих этих метаморфоз. Люди, стремившиеся обратиться к природе, улавливая её мимолётные изменения, делали своими друзьями камни, траву и деревья.
Утренний чай летом или ранней осенью. Около шести часов утра сад ещё скрыт от лучей невысокого солнца. Прохладная роса, поблескивающая на камнях и листьях растений, создаёт ощущение свежести.
Прекрасны и вечерние мгновения с колеблющимися тенями деревьев, перешёптывающихся под лёгким ветерком в отсвете тёплого мерцания светильников…
Собственно говоря, причина, по которой японцы стали создавать сады, ничем не отличается от той же причины у других народов – приблизить к себе мир природы. Это стремление становилось тем сильнее, чем дальше человек отдалялся от неё. Естественно, у каждого народа в его попытках не слишком отрываться от природы существовала своя специфика. Была она и у японцев. Специфика заключалась, прежде всего, в потребности не просто приблизить к себе природу, использовать её для более комфортной жизни, образовав пару человек – природа, а ощутить своё с ней единство, т.е. ощутить свою нераздельность с ней, при которой дуальность человек - природа превращается в нечто одно – человекприрода. Всё это относится и к родзи.
Однако прежде, чем превратиться в «росистую землю», органически включённую в единый комплекс чайного действа, сад родзи прошёл долгий путь, и начался этот путь с маленьких садиков цубо, укрывшихся в стенах дворцов блестящей аристократии эпохи Хэйан.
Сад цубо
В эпоху Хэйан (794 – 1185) возник один из наиболее значимых стилей как японской архитектуры, так и неразрывно связанного с ней садового искусства – стиль синдэн-дзукури.
Слово синдэн, входящее в это название, означает «святилище», «храм», что говорит о связи стиля с древними святилищами предшествующих эпох. Представление о нём можно получить на примере императорского дворца Кёто-госё в столице того времени, г. Хэйан, нынешнем г. Киото. Дворец был построен в VIII веке и дошёл до нас в реконструкции XVIII века. Место святилища в нём занимает центральный тронный зал Сисиндэн («Зал Церемоний»).
Перед ним находится большая площадь, засыпанная белым песком, «расчёсанным» особыми граблями, а с её северо-восточной стороны – пейзажный сад.
Строения дворца в стиле синдэн-дзукури располагались с трёх сторон сада, благодаря чему им можно любоваться не только из главного здания, но и из боковых галерей и флигелей. На берегу озера располагался свайный «павильон для рыбной ловли», где ловили рыбу, любовались луной или снегом. К этому павильону причаливали лодки во время катания по озеру. Через всю усадьбу проходил ручей, впадавший в озеро и снабжавший его проточной водой. Камни ручья вставали на пути воды, которая, волнуясь и пенясь, издавала мелодичное журчание. Если на участке имелся бьющий из земли ключ, он становился источником воды и создавал ощущение прохлады жарким летом. В саду сажались цветущие деревья и травы, оттенявшиеся зеленью сосен. Там были слива, вишня, глициния, керрия, азалия, дейция городчатая, клёны, бамбук, пятиигольчатая сосна. Из трав – померанцы, гвоздики, горечавки, вьюнки, ирисы, аир.
Эти чудесные сады прекрасно гармонировали с киноварью окружавших их построек и в сочетании с яркими одеждами дам и кавалеров представляли собой необыкновенно живописную картину.
В саду чётко прослеживаются два основных элемента стиля синдэн-дзукури, пришедшие из прошлого – обширный пустой двор, засыпанный галькой, и сад с каменными композициями – напоминанием о лесных святилищах древности - ивасака. Но появился и новый элемент – небольшие внутренние сады цубо, примыкавшие к Сисиндэн справа и слева. В них формировали слегка холмистый ландшафт и воссоздавали атмосферу полей, сажая цветы и деревья, ароматом своим привлекающие насекомых.
У дамских покоев обычно росли павлония или глициния, генерал и важный политический деятель того времени Хирасимори, как достоверно известно, любил цубо с полынью, а в Кёто-госё был цубо с кустами леспедецы двухцветной (хаги).
Сад цубо представлял собой замкнутое пространство, нечто чрезвычайно неофициальное, почти интимное, где не существовало проблемы посторонних. Это было укромное местечко, доступное только своим, где человек мог отдохнуть от окружающей суеты в уединении или среди близких ему людей, проникаясь красотой природы. В этом и заключалось назначение цубо.
Чайный сад в классическом варианте тоже располагается в замкнутом, чаще всего небольшом пространстве, но дело даже не в этой уединённости. Важно, что их замкнутость имеет одну и ту же причину – желание отъединиться от внешнего мира. Постепенно родзи стал играть роль природного пространства, отделяющего мир чайной комнаты от мира суеты и подготавливающего участников церемонии к вхождению в чайное самадхи путём очищения природой. Таким образом, в родзи человек также приобщается к природе, но если в садах цубо это приобщение является самоцелью, то в родзи оно носит служебный характер, создавая атмосферу, необходимую для проведения чайной церемонии.
Однако до чайной церемонии с участием родзи ещё далеко, хотя словосочетание, ставшее её названием – «тя-но ю», впервые встречается уже в XIII веке в трактате дзэнского патриарха Догэна «Эйхэй синги». А пока на сцену выходит ещё один участник, сыгравший немаловажную роль в становлении чайной церемонии – «убежище отшельника посреди города».
Убежище отшельника посреди города
В начале XII века наступило время заката блистательной эпохи Хэйан. После гражданских войн и бесконечных междоусобных столкновений вся власть фактически перешла к верховному военному вождю – сёгуну. Это было время взлётов и крушений, крушений не только отдельных судеб, но и целых кланов, время «конца Закона». Многие из тех, кто не вписался в совершенно новую политическую и культурную ситуацию, приняли монашество и ушли в горы, став отшельниками. Одним из них был Камо-но Тёмэй, писатель, поэт, эссеист, принадлежавший к знатному роду и оставившему прекрасные «Записки из кельи» с размышлениями о своём времени и жизни: «Струи уходящей реки…, они непрерывны; но они – всё не те же, не прежние воды. По заводям плавающие пузырьки пены…, они то исчезнут, то свяжутся вновь; но долго пробыть – не дано им. В этом мире живущие люди и их жилища… и они – им подобны». И вот, «…сокрыв стопы свои в глуши гор Хино-яма, на южной стороне жилища я построил лёгкий навес от солнца и настлал там настилку из бамбука, на западе которой устроил полку для воды священной…. Заняв местечко к северу от хижины, его обнёс редким низеньким плетнём и, вот он – садик мой. Здесь я садил различные лекарственные травы…
Весной – глядишь на волны глициний…. Словно лиловые облака они заполняют собой весь запад.
Летом – слушаешь кукушку…. Всякий раз, как перекликаешься с нею, как будто заключаешь уговор о встрече там, на горных тропах в стране потусторонней.
Осенью – весь слух заполняют голоса цикад…. И кажется: не плачут ли они об этом непрочном и пустом, как скорлупа цикады, мире?
Зимой – любуешься на снег…. Его скопление, его таянье – всё это так похоже на наши прегрешения!»
Ещё в мирное время воспевалось уединение в горной глуши как бегство от городской суеты, но кто же думал, что это так скоро станет реальностью.
А войны шли и шли, и стремление людей, потерявших всё, к жизни на природе не утихало. Тем не менее, продолжалась и мирная жизнь. Города развивались, численность их населения росла, и наступила эпоха, когда под влиянием реалий времени опыт общения с природным окружением, имевший место в период Хэйан, начал трактоваться по-новому.
Путь, который выбрали жители городов - не уход от мира в хижины среди природы, а введение естественной природы в города. Этот путь, позволяющий ощутить бескрайнюю природу на клочке земли в городе, назывался «убежище отшельника посреди города».
Сначала, до появления в XV веке стиля вабитя, проникнутого атмосферой безыскусности, уединённости, суровой простоты, эти «убежища отшельника» были весьма своеобразны. Достаточно сказать, что они были двухэтажными и принадлежали представителям высшего сословия.
Тем не менее, эти строения являлись «убежищами отшельника посреди города», т.к. по-прежнему сохраняли неразрывную связь с природой. Они строились в призамковых садах, на территории вилл или городских усадеб, и со второго этажа «убежищ» открывались прекрасные виды. В этих двухэтажных павильонах проводились «состязания по чаю», во время которых участникам предлагалось несколько сортов этого напитка, и в заключении гости одаривались подарками в зависимости от набранных очков. Этим он схож с классической чайной церемонией, разработанной на основе вабитя, принципы которой начали закладываться примерно в тот же период.
Таким образам, в японских садах получила дальнейшее развитие традиция пейзажных видов, свойственная как «состязаниям по чаю», так и «чаю в гостиной». Но именно в родзи удалось подойти к соответствующей организации пространства со своеобразным сюжетом
